Сергей Волков - Пастыри. Черные бабочки

Затем с помощью гвардии Мортус берет под контроль общество, а с помощью его — и государство. Все просто, эффективно и реально.

Слепцы, оказавшись меж двух огней, бегут кто куда. Хтонические твари уходят в землю, их породившую. Всеобщий мир и процветание наступают на Земле.

Последний мыслеобраз, выделенный Книгой как ключевой: Вернувшийся просит у Великого Круга плату за усмирение восточных земель. И плата эта…

Поворачивающий Круг вновь вздрогнул, ибо Мортус потребовал в качестве виры узника подземной темницы под Тауэром, эрри Удбурда.

И тут Книга сбилась. Изображение подернулось рябью, пение смолкло. Эрри Сенэкс зашипел рассерженным котом…

— Что такое? — не понял эрри Орбис Верус, удивленно уставившись на Старейшего Пастыря.

— Будущее меняется! — прохрипел старик, вцепившись крючковатыми пальцами в мраморный алтарь. — Смотри!

И вновь неземные, властные голоса завели торжественный гимн Времени. Но теперь в нем явственно сквозили тревога и страх. Перед мысленным взором Поворачивающего Круг возникла новая картинка, всего одна: пятеро детей сосредоточенно и целеустремленно ломают красивый храм, построенный на прибрежном песке. Быстро рушатся колонны, осыпаются барельефы и декор с фронтона. Еще немного — и обвалится крыша. А пенные волны неизвестного моря накатывают и накатывают на берег, лениво облизывая тонущие в мокром песке камни.

— Что… Что это значит?! Помеха? — с дрожью в голосе выкрикнул эрри Орбис Верус, рывком захлопывая Книгу.

— Увы, почитаемый, это так. Пятеро детей могут изменить будущее. Точнее, они уже меняют его! — эрри Сенэкс устремил свой взор на Поворачивающего Круг: — И все, все станет не так, как ты видел. Конечно, можно попытаться спасти эрри Мортуса, ибо теперь он враг не нам, а нашим врагам…

— Враг моего врага — мой друг, — быстро прошептал эрри Орбис Верус, не слушая старца, и активировал свои марвелы, что раздвигали грани измерений.

Эрри Сенэкс, устало посмотрев в радужное сияние, поглотившее Поворачивающего Круг, и грустно усмехнулся. Старейший пастырь знал, что Книга Паука никогда не ошибается…

Митя с фонарем в руке шел чуть впереди, изредка светя под ноги. Торлецкий шагал сбоку, то и дело поглядывая на сосредоточенных трояндичей. Пятеро ребят легко и привычно несли на себе загадочные камуфлированные тюки и ящики, что притащили с собой.

— Сейчас туннель начнет поворачивать — и там уже станция, — тихо проговорил Митя, останавливаясь. В гудящей подземной тишине стала слышна музыка, звучащая где-то впереди.

Щелк! — фонарь погас, и тьма навалилась на семерых людей, нимало не считаясь с тем, что настоящим, биологическим человеком тут мог считаться только дрожащий то ли от страха, то ли от нервного возбуждения Митя.

Трояндичи, коротко посовещавшись, принялись быстро и споро распаковывать свою поклажу. Граф, сияя зеленью глаз, тихо шепнул Мите:

— Оружие. Они несли с собой какое-то оружие.

Слитные металлические звуки, треск липучек, тоненький писк включенной электроники, щелчки и звон — не прошло и минуты, как Коловрат, невидимый в темноте, сказал:

— Все. Мы готовы. Уходите. Сейчас тут станет слишком жарко…

— «Уходите» — и все?! — тонким от обиды голосом спросил Митя.

— Все, — твердо ответила ему темнота…

…В багряном пламени факелов бывшая станция метро «Имени 25-летия Октября» казалась ожившей картиной какого-нибудь позднесредневекового живописца, изображавшей ад.

Полу- и совершенно голые тела, сплетенные в самых бесстыдных позах. Лихорадочно блестящие глаза, темные пятна разбросанной всюду одежды. Шевелящаяся людская масса, в которой осталось слишком мало человеческого.

И величественно нависающие сверху полукружья облицованных красным гранитом арок, пыльная бронза люстр, высокие мозаичные своды теряющегося во мраке потолка…

Ревела и стонала музыка, и ей вторили сотни голосов. Сладострастные вопли изредка прорезали общую какофонию, точно молнии — густые тяжелые тучи.

А над всем этим рукотворным безумием парили хлопьями сажи тысячи черных бабочек, выпущенных Темным Мастером из зеркального шара.

Трояндичи поднялись по короткой лесенке на платформу станции. Брезгливо переступая через распростертые, дергающиеся и сотрясаемые пароксизмом животной страсти нагие тела, они двинулись к возвышению, на котором застыл черный силуэт их бывшего хозяина.

Музыка взвизгнула — и оборвалась. Совокупляющиеся глумы замерли. Затихшую станцию наполняли лишь звуки дыхания сотен людей и нежный шорох множества бархатных черных крылышек.