23 марта 2000 года
Леди, скажи – куда мне теперь вернуться?
Город мой стёрт времени поцелуем
Даже со стёкол памяти. Не согнуться -
Значит – сломаться. Я же ещё балую
С ветром, рассветами... Считывать камня речи
Слухом досель глухонемой ладони
Я научился. Чей не поймёшь предтеча,
Нет! – при царе Горохе тире Гвидоне
Штатный Гомер на половину ставки,
Вещий Боян, а может, не шибко вещий.
Коллекцьонирую пуговки, камилавки,
И непредметное, - типа, узоры трещин.
Леди, ну впрямь, сколько же это можно? -
Карты, причалы, боцман сердит, как бука,
Пьян, как свинья... А в сундуке дорожном
Чёрный квадрат бывалого ноутбука,
Пара дискет, пара рубашек, стёртых
Стиркой настолько, что поползли волокна.
Печень шалит, и по ночам аорта
Падает как девяносто восьмые "окна".
Всё тереблю "Физики" том поджарый,
Заинтригован вчуже, но буду краток:
Раз переезд приравниваем к пожару,
Что же в итоге вырос объём манаток?
Ветхий диплом почётного Одиссея
Так утешает, особенно в качку если...
Бурю пожну, - ветер на совесть сеял.
Впрочем, не жалуюсь. Тихо скончаться в кресле
В этом, понятно, нет никакого стиля,
Вкуса, изюминки, я бы сказал, нюанса.
У Дон-Кихота, кореша из Кастилий,
Ведать пиаром взялся какой-то Панса
Если судить по подписи к пресс-релизу
С подзаголовком "Победа над группой мельниц".
Вишь, у испанцев, знамо, свои капризы.
Мне б разобраться с тазиком полотенец...
Город приморский скис в межсезонной прели.
Месяц ещё в море не выйдет судно.
Как симбиоз торговца и менестреля,
Я проволучке даже и рад подспудно.
Я по салонам – об Абеларде, Юме,
Люмен, феномен, тэта, опять же, дзета...
А между тем, перец сыреет в трюме,
Палуба в кружево вредным жучком изъета.
Всё к одному – не избежать ремонта.
К маю просохнем, купим шёлков на сдачу.
Смертной чертой линия горизонта
Перед глазами заново замаячит.
Леди, скажи, зачем ангелицу плена
Напоминаешь, шахматы к битве строя,
Ту, что как звали, так и зовут – Елена,
Из-за которой сгорела родная Троя?
Греки ошиблись, - вовсе Парис не умер,
Тот, кто проник в Эдем, наплевав на право
Доступа... Дальше – сатира, она же - юмор,
Перец, матросы, "Windows", вау, браво...
Леди, скажи – куда мне теперь вернуться?
Город мой стёрт времени поцелуем
Даже со стёкол памяти. Не согнуться -
Значит – сломаться. Я же ещё балую....
12-13 февраля 2001 года
...Горькое сегодня небо. Что, впрочем, трезвит.
Я выхожу из метро, миную руины раскуроченной перекосившейся тары (зря её убирают: месяца за два сложился бы лабиринт – Кносскому не чета...), попадаю в метель бумажной отшелушившейся, отшуршавшей своё чешуи – время меняет шкуру с каждым газетным выпуском, о, времена...а о нравах не будем -пусть их....
Обязательная программа при возвращении из подземного мира – попасть в обстание наземных отбросов.
Я останавливаюсь, пальцы уже нашаривают в пачке сигарету, берут её за горло фильтра, покручивают – сиречь, берут в оборот. И ещё один виток мусора вокруг – конфетный фантик запутывается в моих волосах, я отпускаю его на свободу, которая ему не нужна.
Мне, увы, свобода необходима.
И не надоело ветру возвращаться на круги своя?
Мне надоело. Потому я закуриваю и ухожу по первой попавшейся прямой достаточной протяжённости. По улице, господа, по улице. И никаких МКАД!
Эта самая, первая попавшаяся, оказывается как раз той самой, нужной. Трамвайная остановка – хорошо. Перейти на другую сторону – пункт алгоритма. Перехожу, предварительно удостоверившись в факте отсутствия в поле обзора некоторой Аннушки с некоторым маслом.
Вот и она, берлиозовская гильотина. Я захожу в первый вагон, жду переулка, того, где, как известно, дощатый забор. Теперь, впрочем, бетонный – революция даром не прошла.
В пакетике – литпамятовский Цицерон, хочется открыть, вдохнуть запах страниц, прочитать с замирающим в который раз сердцем: "Доколе же, Катилина, будешь ты злоупотреблять нашим терпением?" Долгое отточие в две тысячи лет. И в самом деле, доколе? Нельзя же быть таким занудой.
Ага! Остановите, вагоновожатый!
Вон и Серёга, в футболке с ацтекским календарём на всеобщее обозрение. Здравствуй, солнышко. Что же ты так улыбаешься, только меня завидев? Неужели же моё появление может составить причину чьей-либо радости? Это чудо. Дружище, я боюсь чудес. Но до сих пор ищу их.
Через десять минут мы сидим на стволе сломанной в девяносто восьмом ураганом берёзы, рядом – сгоревший бревенчатый дом (а ведь Шаболовка!), пиво, гитара, листки со стихами. Четвёртый Верхнемихайловский полого уходит вверх.
Читать дальше