Мария Секирина - Я мисс, и мне плевать (СИ)

Дома я хранил под кроватью книгу, которую получил от заезжего путешественника. Она была написана символами неизвестного мне языка. Пергамент страниц давно пожелтел и чернила, которыми был написан этот таинственный текст, стали выцветать. Потертый кожаный переплет покрывали неведомые руны, казавшиеся другими каждый раз, как я доставал книгу из ее укрытия.

Я улыбнулся, чувствуя в руках привычную тяжесть. Аккуратно положив ее на стол, я стряхнул пыль. К своему удивлению, я обнаружил, что ставшие за долгое время привычными руны сложились в знакомые буквы. «Сказание о Джеке, пятом сыне пятого сына» от этих строк сердце зашлось в бешеном волнении.

Когда я раскрыл книгу, у меня захватило дух. Непонятные прежде черточки сложились в знакомые слова, а кроме них на страницах красовались яркие картинки, на которых был изображен я в тот или иной период своей жизни! « Сказание» оказалось сборником историй. Я нашел историю про украденный пирог и, хоть знал ее, рассмеялся, настолько весело описал ее неведомый рассказчик. После этого временной отрез истории сдвинулся назад, и я узнал о своем первом превращении, которого не помнил.

На дворе стоял погожий денек. Солнышко впервые за долгое время выглянуло из-за туч, и тучная нянька с широкими мозолистыми ладонями решила, что такая погода идеально подходит для прогулки во дворе. Она помогла маленькому Джеку одеться и за руку повела его гулять. Мальчику было трудно идти медленно, изнутри Джека жгло нетерпение. И кто станет в этом его винить? Вокруг ведь целый двор, в котором за время его отсутствия могло столько всего поменяться.

Добрая женщина отпустила его побегать, о чем пожалела почти сразу. Стоило ей отпустить мягкую маленькую ладошку, как мальчик побежал и скрылся из виду за домом. Нянька, ругаясь, как могла, поковыляла за ним. Джек бежал вперед, радуясь ветру в волосах, и старался вдохнуть как можно больше «нового» воздуха. Он просто радовался свободе и не замышлял никаких шалостей, до тех пор, пока ему на глаза не попался хрустальный ручей, резво бежавший по своим делам.

Мальчик задумал всего лишь пробежаться по нему, разбрызгивая воду во все стороны. Но, когда он сделал несколько широких стремительных шагов, готовясь прыгнуть, ему вспомнились серебристые рыбки. Эти рыбки водились в пруду, который Джек каждый день видел из окна своей комнаты. Он будто наяву увидел перед собой одну из них: переливы чешуи, которые делали ее похожей на кольчугу, плоские бесцветные глаза и шевелящиеся жабры. Мальчик вспомнил, как однажды сказал маме, что сам бы хотел быть рыбкой.

Все эти мысли пронеслись в его украшенной кудряшками голове, за то время, что понадобились на три больших по детским меркам шага. И когда он прыгнул, он уже был серебристой рыбкой, которая с тихим плеском нырнула в ручей и поплыла, увлекаемая его течением. Можно лишь предположить, как бы обернулась судьба Джека, продолжай он оставаться глупой рыбкой. Но, по счастью, один из старших братьев мальчика в тот день тоже счел погожую погоду подходящей для прогулки.

Вилис умел тогда обращаться только в одного животного: рыжего лиса. Прогуливаться недалеко от дома в облике зверя было одним из его любимых занятий, и тот день не стал исключением. Почувствовав жажду, старший брат пошел к ручью, чтобы ее утолить. Каково было его удивление обнаружить в воде маленькую рыбку! Благодаря тому врожденному чутью, что есть у всех оборотней, Вилис понял, что перед его носом, движимый лишь силой водой сдавшийся собрат. Недолго думая, он вытащил его на землю и легонько прикусил, чтобы боль помогла обратному превращению.

Голого и дрожащего брата он приволок к няньке за ухо, попросив лишь не говорить о произошедшем недоразумении родителям. Добрая женщина и сама была бы не рада давать им лишний повод для беспокойства, а потому согласилась.

Помянув добрым словом Вилиса, я стал читать дальше, постепенно освежая в памяти события минувших дней. Некоторые истории я помнил так плохо, что создавалось впечатление, будто я читаю про интересную жизнь совершенно незнакомого мне человека. Опомнился я только тогда, когда дошел до истории с предсказанием оракула.

Из-за того, что тьма была непроницаемой для глаз, все вокруг казалось необычным и таинственным. Обернувшись, я убедился в том, что Арьянэт умиротворенно сопит в куче подушек и облаке одеяла, обвив его тонкой рукой, которая из-за недостатка света казалась почти черной. Глядя на это, я почувствовал острое желание оказаться на месте одеяла. От таких мыслей я пришел в смятение. С одной стороны меня лихорадило от одной лишь мысли о том, что Азалия пошла в комнату с Хокеном, а с другой стороны я хотел, чтобы Арьянэт обнимала меня во сне. Как бы старательно я пытался понять, в чем причина, объяснение не находилось. Чтобы как-то отвлечься, я вновь углубился в истории, надеясь отыскать в них подсказку.