Олег Дивов - Храбр

Илья сел поудобнее. Добрыня начал рассказ.

…Почти день в день князю пришло два письма. Одно от константинопольского василевса. Тот справлялся о здоровье и как бы невзначай просил выслать дружину усмирить Херсонес. Греки вели затяжную войну против болгар, и самим разбираться с такой мелочью им было недосуг.

Второе письмо слал Ивашка Долгополый. Пока все думали, что славный витязь потерял рассудок на почве веры, тот служил князю соглядатаем в Греции, беспрепятственно шастая по империи босиком и в рубище. У греков восстание, писал Иванище, и замирить его сейчас они не в силах. Стратиг Херсона возмутил всю свою фему – не один только город, а целый округ задумал отложиться от Константинополя. Это удар гордым ромеям под дых. Какие будут указания?

Когда оба письма зачитали князю, тот даром что больной, от тоски едва не полез на стену.

– Почему сейчас?! – ныл князь.

Добрыня не сразу понял, о чем он. Да, у Киева не было нынче лишнего войска. Но можно наказать князю тмутараканскому помочь грекам. Пускай отобьет для них мятежную фему обратно. Ему и ближе. Правда, тмутараканский воюет с касогами. Ну, справится как-нибудь.

– И ведь сами просят, сами! Херсонес, такой лакомый кусок! Не-на-ви-жу!

У Добрыни отвалилась челюсть.

А ведь было бы красиво: на совершенно законных основаниях привести дружину в греки, занять прекрасно расположенный торговый город с богатыми землями окрест… И как бы забыть отдать. И подержать. И посмотреть, что будет.

– Они уже прозвали василевса Болгаробойцей – вот пускай болгар и бьет!

Добрыня, придя в себя, напомнил князю, что Болгаробойца ему вообще-то союзник по договору, да вдобавок тесть. И духовный отец, давший князю при крещении собственное имя – Василий.

– У бабки тоже был духовный отец – василевс, – процедил князь. – Эка невидаль!

Последняя его жена, порфирородная гречанка, несколько лет назад скончалась, после чего князь к ромеям совсем охладел. С греками приходилось считаться, но временами очень хотелось их как следует ограбить.

Повздыхав немного, князь задумался – чем помочь василевсу, раз уж нельзя ему навредить. Оказалось, ничем. Именно теперь, располагая вроде бы внушительной силой, Киев не мог ее тратить на чужие нужды. По договору Русь обязана была спешить на подмогу грекам, не считаясь со своими внутренними раздорами. Что ж, оставалось только слать гонца с наказом к тмутараканскому – пускай снесется с Константинополем и договорится о совместном походе на херсонитов.

– Да, подбросил нам задачку протоспафарий Георгий Цула… – буркнул князь. – Не было печали! А что за прозвище – Цула?

– Он болгарского рода.

– Греки совсем обезумели? Поставили стратигом фемы болгарина? У них так не бывает.

Добрыня только руками развел. Греки и правда не доверяли управление неромеям. Особенно это касалось окраинного Херсонеса. Еще отец нынешнего василевса отдельно наказал, чтобы там не давали местным власти ни при каких условиях. Херсониты всегда держались наособицу, говорили, что их город основан выходцами из Ираклии Понтийской, и греки тут – пришлые. Да и сами греки не звали херсонитов ромеями. Херсонес выпросил себе у империи особые права, крепко их держался, короче, за таким строптивым народцем требовался глаз да глаз. Иначе жди смуты.

Но после того как четверть века назад русы осадили город, от него мало осталось. И горожане надолго запомнили, что перепуганный Константинополь на помощь не пришел. Русы поморили херсонитов голодом, потом ограбили до нитки, нагрузили ладьи так, что те трещали, и убрались восвояси, радостные и пьяные. В догон им летел стрелой корабль с горько плачущей сестрой василевса, просватанной за великого князя Руси. А уцелевшим херсонитам предстояло заново поднимать город из ничего.

Видно, поэтому, дабы ускорить восстановление Херсонеса и задобрить горожан, был назначен управляющим местный, из влиятельного рода болгар Цулов, давно верой и правдой служившего грекам.

– Ах, так я еще и виноват! – воскликнул князь, но совсем не рассердился, напротив, принялся хохотать.

Георгий Цула оказался умелым правителем, только малость чересчур. Херсонес при нем расцвел, однако начал поглядывать в сторону италийских вольных городов, успехи которых были прекрасно известны херсонитам. Отдаленная греческая фема, в которую входил еще город Сугдея, была как нарочно создана для самостоятельного управления. Не делясь с Константинополем доходами, она разбогатела бы сказочно. И протоспафарий Георгий Цула, похоже, не выдержал искушения.