Олег Дивов - Ночной смотрящий

– Толку от вас, журналистов… – буркнул Муромский. – Скажи честно, тебя-то хоть не купили гады?

– Да кому я нужен… – отмахнулся Лузгин. – Даже не предлагали. А потом, у них все равно столько денег нет.

– У них – есть, – убежденно сказал Муромский. – Ну ладно. Я сейчас.

Он скрылся за домом и через пару минут вернулся с собакой на поводке.

– Пират, – гордо представил Муромский небольшую остромордую лохматую псину с загнутыми кончиками ушей.

– Жалко, – сказал Витя.

Муромский утвердительно хмыкнул и пошел к околице.

– Фонари-то у всех? – спросил он через плечо. – А то могу дать. Андрей, у тебя где?..

Лузгин достал из кармана миниатюрный, в пол-ладони, плоский фонарик и, не дожидаясь ехидных реплик, сдвинул регулятор. На улице смеркалось, до полной темноты было еще далеко, но узкий луч шибанул вдоль улицы.

– Энерджайзер, – сказал Лузгин. – Маленький, да удаленький. Светит отменно, правда, батарейки жрет.

– Модный парень Андрюха, – хмыкнул Витя. – Всегда был пижон. Весь в отца. Эх, Димка, Димка, дружок мой, рано ты помер…

Ополчение принялось вздыхать, Лузгин закусил губу. Отец его тоже, как и многие из местных, не пережил суровые девяностые. Сгорел. Андрей осиротел гораздо раньше, чем хотелось бы, частенько ощущал себя, будто ему в жизни чего-то очень важного недодали, и втайне осуждал знакомых, которые собачились с родителями. Полноценная, в три поколения, семья была, по его мнению, безусловным благом.

Как так вышло, что собственный брак Лузгина оказался в фазе полураспада, Андрей сам до конца не понимал. И в Зашишевье его пригнала настоятельная потребность очистить душу, разобраться в себе, отрешившись от московской суматохи. Побыть наконец одному – в надежде, что именно временного одиночества ему не хватало последние годы и вскоре, отдышавшись, он сможет вернуться домой свежим и готовым любить дальше ту, которую по-прежнему хотелось любить, но уже не очень получалось.

А у них тут зверь.

– На всю жизнь запомнил, – буркнул Лузгин тихонько, Вите на ухо, – эту вашу историю про «камень надо передвинуть».

– Гы! – гордо сообщил Витя.

– У Козла потом доска не пролезала, а дяде Юре надо было срочно по-французски перевести, что на бутылке написано. И все в один день.

– Гы! – повторил Витя еще громче и удовлетвореннее.

– Я к вечеру протрезвел немного, вышел прогуляться, а отец на Крестах с какого-то мотоциклиста пытается шлем содрать, до дома, мол, дойти…

– Не-е, это Юра. Димка-то в шлем вцепивши, а Юра и говорит – ну чего тебе, жалко, одолжи дружку моему шлем, домой сходить, он без шлема уже не может…

Село осталось за спиной.

– Ну что, дедушка, куда живца? – спросил Муромский.

– А вон, – сказал отставной егерь Сеня, главный авторитет в охотничьих вопросах, указывая на одиноко стоящую полевую сосну. – Прямо туда. И не сомневайся, милок.

Муромский вздохнул и повел Пирата к сосне. Пес бодро семенил короткими лапами и слегка подпрыгивал. Ему было весело. Пока что.

– И не сомневайся, – повторил Сеня.

Сеню вообще-то звали, как и Муромского, Сергеем. О чем Лузгин, которого Сеня еще годовалого на коленях нянчил, узнал через четверть века, и то случайно. Как говорил отец: «Здесь имена выбирают людей, а не наоборот». Действительно, стал же Мурманский (по паспорту Иванов) – Муромским, Яшины – Яшкиными, и называли же одного плотника всю жизнь Козлом. Ничего, уважаемый был человек. Что интересно, вовсе не Козлов по фамилии…

Трудно не полюбить такие места. Это Лузгину тоже отец говорил, и с годами сын понял – да. Не захочешь полюбить – хотя бы оценишь по достоинству. Здесь человека принимали не каким он хотел казаться, а каким на самом деле был и, возможно, никогда себя не видел.

– Значит, ты, милок, туда иди, – распоряжался Сеня. – А ты, милок, вон туда…

– Встаем на номера, – буркнул кто-то.

– А ты, милок, – это уже Лузгину, – давай с Витей. И поперед него не стреляй, ты ж на зверя-то…

– Не ходивши, – перебил Лузгин. – Все нормально, дядь Сеня, я буду тих и скромен.

Вернулся к околице Муромский, хмурый и подавленный. Издали пару раз обиженно тявкнул Пират.

Витя послюнил указательный палец и ткнул им вверх.

– В самый раз ветерок, – сказал он. – Ни больше ни меньше. Бля буду, сюда зверь придет. И мы ему… Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

– Сожрет Пирата – голыми руками словлю и яйца на уши намотаю, – сообщил, ни к кому не обращаясь конкретно, Муромский.

– Это если он кобель, – ввернул Витя. – А если сука?