Елизавета Дворецкая - Утренний всадник, кн. 1 - Янтарные глаза леса

– Ничего я не красивая! – почти сердито воскликнула она. – Дажьбог да будет с тобой, княжич светлый! Какая уж тут красота: веснушек что на мухоморе, и нос кверху глядит, и рот как у лягухи – только на кочке сидеть да песни орать. Ведь так?

– Нет, ну… – Светловой внимательно рассматривал ее лицо и сам явно удивлялся.

Он видел, что девушка оставалась такой же, как и раньше, но почему-то вдруг стала казаться прекрасной. Какой-то особый свет проступил из глубины и осветил черты, теплое золотистое сияние, дыхание лета. Сквозь внешний облик стали просвечивать какая-то внутренняя мощь и значительность, которая важнее красоты.

А за спиной ее стоял лес, смешение желтых и бурых пятен листвы, беловатых проблесков изморози, переплетение коричневых и черных ветвей. Смеяна, в своем пестром рысьем полушубке, с рыжими косами, сливалась с лесом и казалась его частью. Зоркие и дикие глаза леса смотрели из ее желтых зрачков. Да она и сейчас была рысью, вольной и ловкой лесной княгиней, неутомимой и неудержимой, воплотившей в себе силу и живую красоту всех Велесовых творений. И как непохожа она была на Лелю, Деву Весны, чистую и нежную! Леля освещает мир вокруг, не отражает красоту, а несет ее в себе и щедро дарит каждой былинке, излучает красоту, как Лик Хорса излучает свет.

Удивленная и встревоженная долгим молчанием Светловоя, Смеяна шагнула через ручей назад на этот берег, и чары рассеялись. Она снова стала такой же, как всегда. Светловой провел рукой по лбу: пестрый берег поплыл вокруг. Его снова кружило наваждение, уже испытанное им здесь когда-то. И вдруг он понял: шагнув через ручей, Смеяна встала на то самое место, где в тот давний вечер сидела Леля-Белосвета. Может быть, этим волшебством Дева Весны хотела напомнить о себе?

Но нет – ни малейшего ее следа не осталось на берегах Бычьего ручья. Березы, дубы, орешник, тогда весело зеленевшие, теперь тянули к небу голые ветви, как будто просили о помощи. Берега покрывали жухлая трава и подмерзшие бурые листья, ветер над Истиром пел о холоде и одиночестве, о близкой зиме. Светловой напрягал память, но не мог вспомнить, как все здесь было в тот вечер. Даже прекрасные черты самой Лели стали расплывчатыми: он видел не девушку, а нежную радугу, помнил не лицо ее и не речи, а только свое ощущение счастья. Нет, напрасно он шел сюда, напрасно надеялся поздней осенью вернуть весну хотя бы в воспоминаниях.

– Боюсь я, как бы тебе, княжич светлый, со мной беды не нажить, – подала голос Смеяна. – Старики-то просто так от меня не отступятся. Я и сама-то забыла, а они, видишь, опять… А все голова моя дурная! – в досаде воскликнула вдруг она и даже дернула себя за косу. – Ведь жила я себе спокойно, где хотела, там и гуляла, чего хотела, то и делала! Так нет – и моему свиному рылу за ласточками в Ирий захотелось! Красавицей я хотела стать, женихов хотела много! Вот и дождалась!

– Ну, ты ведь не виновата! – хотел утешить ее Светловой. – Душа человечья так устроена – всегда чего-нибудь да желает…

– Нет, я виновата! – горячо возразила Смеяна. – Мне желать было мало! Я ведь к полудянке ходила! Это она мне и женихов приворожила, и приданое дала!

Смеяна досадливо дернула расшитый рукав рубахи, добытой из сундука полудянки, точно он тоже в чем-то провинился. Светловой улыбнулся: раньше она не рассказывала ему о своем «подвиге», но почему-то он вовсе не удивился, что она оказалась на такое способна.

– Я ведь уродиной какой-то уродилась. – Смеяна взглянула на конец своей рыжей косы, подтверждавшей ее отличие от всех Ольховиков. – А хотела, чтобы как все: чтобы уметь прясть-ткать, чтобы женихи, свадьба, ну, чтоб как у людей. И вот дали мне счастье, как у людей, а счастья-то и нет! Ну нету! – Она в досаде хлопнула себя по бокам. – Замуж мне идти, что за Премила, что за Заревника, – как в омут. Иной раз думаю, может, зря я тогда не…

– Что – не… – подбодрил Светловой, видя, что она запнулась и даже закрыла рот ладонью.

– Да так, глупость одна, – пробормотала Смеяна. Чуть не сболтнула, глупая, что едва не ушла из рода с черноволосым курткутином, разбойником, да еще и братом всем здесь ненавистного дрёмического князя Держимира. – Говорю, что чудная я, человеческое счастье мне не годится, какого-то другого нужно – нечеловеческого, что ли? Сама не знаю, чего хочу, а хуже этого ничего нет. Как узнать, что мне надо? Откуда я взялась такая, куда мне идти? Мне ведь Творян говорил. Рассказывал, что есть у Макоши Чаша Судеб, в ней все судьбы людские хранятся. И моя, стало быть, тоже. Вот я и думала было пойти судьбу поискать, да забоялась что-то. А теперь вон что вышло…