Огнеяр повернулся к Веселке. На лице его было написано потрясение нового, самого главного открытия. Он понял, он окончательно и с полной ясностью понял сейчас, в чем найдет свое спасение погибающий мир. На этот путь толкала Вела, этим путем судьба вела девушку из Прямичева, хотя и люди, и сама она совершенно неправильно поняли подсказку Велы.
Веселка, ничего не понимающая, вздрогнула под его взглядом, прожегшим ее, как молния, с ног до головы. Ее переполняли ужас и восторг разом: лицо его вдруг показалось ей солнцем всего мира, но ей было отчаянно страшно, будто одно его прикосновение могло испепелить ее, развеять по ветру ее легкий дух, как огонь развеивает облачко тумана. Где-то рядом были гибель и торжество, так тесно сплетенные, так крепко сплавленные, что остатки ее сознания гасли, бессильные в этом разобраться. Один шаг – и все будет сделано; шаг безвозвратный, и не в ее воле тут решать… Реза Крада мелькнула перед глазами багровым отблеском, перевернулась через себя и стала резой Алатырь – Мировой Горой, знаком Равновесия и вечного движения вокруг камня-основы, на котором стоит мировой порядок.
– Иди по Дороге Дорог, иди по Дороге Радуги, иди меж Белобогом и Чернобогом, от Истока к Итогу – иди, и пусть конца твоему пути не будет, как нет ему начала! – неистово крикнула Вела.
Больше не было знаний и мыслей; во всей вселенной остались только они вдвоем с Огнеяром, и багряной зарей мир залило ее влечение к нему и ее ужас перед ним, неизбежное влечение и неизбежный ужас, потому что на противостоянии тьмы и света держится мир…
Огнеяр вдруг обнял ее и порывисто прижал к себе; восторг и ужас достигли нестерпимо горячей, наивысшей точки, и она успела ощутить только предчувствие близкого поцелуя. Волна жара и леденящего холода стремительно покатилась по жилам, все существо пронизал горячий трепет, и вдруг все кончилось: она лишилась сознания и бессильно повисла на руках у Огнеяра.
Огнеяр подхватил падающую девушку и осторожно опустил ее на траву. Глаза ее были закрыты, на лице осталось спокойное, умиротворенное выражение. Склонившись к самому ее лицу, он прислушался к ее глубокому и ровному дыханию. Она спала.
Скрипуче-одобрительно хихикнула Вела.
– Сгинь! – рявкнул Огнеяр с такой непримиримой яростью, что Мать Засух не посмела дальше его дразнить и пропала, избавила его от своего ненавистного присутствия, хотя бы в качестве награды за то, что он только что сделал.
Со злостью кусая верхним волчьим клыком нижнюю губу, Огнеяр сел на траву рядом с лежащей девушкой. В нем кипело странное двойственное чувство: что его обманули и что он успешно исполнил священный обряд. Он сделал то, что от него требовалось, духом Велеса поддержал движение мира, но его мучило чувство неудовлетворенности, потери. Его человеческая половина радовалась и гордилась сделанным, а божественная часть его существа несла те самые муки, которые извечно переносит сам Велес над бесчувственным телом богини-весны. Она спит, и больше никогда ему не заглянуть ей в глаза. Этот мир ночного солнца, в который он привел ее в поисках ответов и помощи, стал для нее ловушкой; ее сон нерушим, как смерть, и ей не проснуться больше, не выбраться отсюда к верхнему, дневному солнцу. Ему не разбудить ее – это во власти другого…
Ее лицо казалось особенно белым и нежным среди мягкой зеленой травы; оно лучилось изнутри тонким теплым светом, и трава мягко колебалась в лад ее спокойному глубокому дыханию. Казалось, весь мир спит вместе с ней и видит те же прекрасные сны. Цветы ласково склонялись головками к ее лицу, шептали что-то. Огнеяр прислушался. Трава пела, и сама земля осторожно выдыхала слова песни, убаюкивающей внучку в ее нерушимом, животворящем сне, накопляющем силы для будущего расцвета:
Баю-бай, Лелюшка, дитятко,
У нас у Лелюшки по локоть руки в золоте,
У нас у Лелюшки по колен ноги в серебре,
Во лбу солнце, в затылке месяц…
А лицом ты, девица, будто белый снег,
А румяна, девица, будто маков цвет…
Огнеяр осторожно погладил светлую косу девушки, лежащую в траве. Можно не так осторожничать, ему ее теперь не разбудить никакими силами. Он мог лишь усыпить ее своим поцелуем, как Велес на долгий «зимний полукол» усыпляет плененную Лелю. Коса на ощупь была теплой, мягкой, шелковистой, как едва распустившийся цветок, согретый солнечным лучом. Она и там, в Чуроборе, понравилась ему, а сейчас, освещенная внутренним светом юного солнца, казалась так прекрасна, что хотелось вечно сидеть возле нее и не сводить с нее глаз. Проклятая доля Велеса: с тех пор как стоит белый свет, он стремится к этому образу юной красоты и теплой жизненной силы, бьется за нее, напрягает все силы, уносит ее к себе, жадно хватает в объятия – и теряет ее, скованную и усыпленную его мертвящим духом. Она жива и прекрасна лишь вдали от него, а он обречен на вечные муки – закон мироздания дарит ему власть над ней на половину всего годового круга, томит, мучает и дразнит призраком сбывшейся мечты, но любовь ее недоступна ему, своим прикосновением убивающему все то, что его в ней привлекает. И этим жестоким противоречием поддерживается Мировой Порядок, основанный на движении сил, на равновесии влечения и отталкивания. Этим он вечно обновляется, как вода в реках, как кровь в жилах, и этим ежегодно омолаживается древняя и юная Земля-Мать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу