Виталий Бодров - Все перемены - к лучшему

Рваный ритм Песни вел его за собой, заставляя забыть об осторожности. Взмах рукой, на которой, словно по волшебству проросли длинные смертоносные когти. Охотник успел увернуться, ответив прямым выпадом. Вампир рассмеялся, с легкостью уклонившись от удара.

Это и впрямь напоминало скорее танец, чем поединок. Две фигуры сходились и расходились в причудливых па, так и не коснувшись друг друга. Смех звучал в ночи — гордый, безумный, нездешний смех.

— Ты ведь тоже дитя ночи, Охотник, — голос Аскарона звучал торжествующе. — Стань одним из нас! Стань вампиром! Ты не пожалеешь!

— Предавший свою расу, ты хочешь, чтобы я тоже стал предателем? За все блага мира я не соглашусь быть подобным тебе!

Желание крови опалило его, поднявшись темной волной предвкушения. Аскарон зацепил, наконец, руку Охотника. Острые, как бритва, когти располосовали руку противника. Кровь, восхитительно-живая, почти черная в неверном свете тусклых фонарей.

Вампир торжествующе расхохотался, видя обреченность в глазах Охотника.

— Ты станешь одним из нас, — уверенно сказал он, готовясь к последней атаке.

Охотник отступил на шаг. Аскарон почувствовал, как в нем растет отчаянье и вновь рассмеялся. Его первая инициация! Если первую выпитую кровь можно сравнить с потерей невинности, то инициацию — с рождением ребенка. Инициировать Охотника — что может быть приятнее?

Он оскалил клыки, воля противника слабела с каждой упавшей на землю каплей крови. Еще минута — и чары Песни Предвкушения сломают волю противника, и тогда… Тогда настанет черед Песни Крови!

Зазвенел упавший на камень мостовой серебряный меч. Вампир потянулся к подставленному Охотником горлу…

Восхитительная, трепещущая струйка крови смочила гортань. На миг Аскарон забылся, промедлил, готовясь впрыснуть Охотнику в вену аридо, чтобы инициировать побежденного. Капли темной жидкости уже выступили на обнаженных клыках…

Последним усилием воли, человек выхватил кинжал и вонзил себе в грудь.

— Я никогда не стану таким, как ты! — прохрипел он с торжеством прежде, чем умереть.

Аскарон яростно зашипел. У него только что украли победу, украли нагло и цинично. И шансов отыграться не было! Мертвому не отомстишь, как не старайся.

Он присел около теплого еще тела. Что ж, хотя бы крови его он напьется вдоволь. Дурак, он так и не понял, что ему предлагают. Испугался перемен, испугался того, что привычный ему мир в следующий миг обрушится навсегда и бесповоротно.

Глупец! Ведь все перемены — к лучшему…

Бельоника — чудесный город. Не так красив и изящен, как столица, и, тем не менее, для Кельда он был чем-то особенным. Напускная суровость обветшалых каменных стен, замшелых башен всегда находила отклик в его сердце. Он любил этот город, строгое изящество его парков и бесшабашное веселье театральных подмостков, его причудливые мостовые из зеленоватого камня.

Он любил этот город, и город любил его. Недаром лучшие его друзья жили здесь. Те, которых он некогда оставил в прошлом… чтобы вернуться к ним через долгие годы.

Стражник равнодушно поймал брошенную серебряную монету. Положил ее в кошель и тут же забыл о человеке с гитарой за спиной. Мало ли их тут ходит, с гитарами и без них…

Кельд шел по улицам, наслаждаясь внутренним покоем и некой гармонией, воцарившейся в его душе. Бель-о-ни-ка! — выстукивали его сапоги. Бель-о-ни-ка! — отзвонили часы на башне городской ратуши. Бель-о-ни-ка! — прозвенела гитара, когда он осторожно извлек ее из футляра.

Кельд аккуратно расстелил у дороги плащ, сел на него, скрестив ноги и запел. Люди, спешащие по своим делам, останавливались, разом забывая о неотложных проблемах. В их глазах он видел нежданно проснувшуюся надежду, надежду на чудо. Ту самую, что волшебным светом сияет в глазах ребенка и постепенно гаснет, когда он подрастает.

Гитара звенела, играя с голосом менестреля в пятнашки. Она то чуть отставала, то вновь нагоняла его, чтобы слиться в одно, то забегала чуть вперед. Кельд пел. Пел, вкладывая в песню всю душу, все тепло, которое у него осталось. Всю свою жизнь…