Виталий Бодров - Все перемены - к лучшему

Кроме одного. Он гораздо лучше слышит Голос Ночи. И с этим Тильвия ничего поделать не сможет. Он победит ее, обязательно победит. Тот, кто предал, должен быть наказан. Сегодня.

Он помнил ту ночь. Помнил почти два века. Это невозможно было забыть. Ее голос, шепчущий: «Иди ко мне». Черная волна ее волос…запах лаванды и каких-то еще горных трав, терпкий и манящий. Белизну клыков в обманчивом лунном свете… И кровь, его кровь, стекающую по шее… Торжествующий нежный голос, поющий Песнь Крови… капли аридо на белоснежных клыках… на его шее…

Аскарон стряхнул с себя наваждение. Тильвия разочарованно зашипела, он вызывающе рассмеялся. Да, она Даритель, а он птенец, и все же он возьмет верх.

Одновременно они запели Песнь Крови, бросая вызов. Медленно двинулись навстречу друг другу. Ночь была их свидетелем и судьей. Ночь — единственная, кто услышит Песнь Крови. Две Песни Крови, и одну Песнь Победы. Ночь примет решение, кто из них умрет.

Смерть для вампира — спутница. Только провожает она обычно не его.

В этот раз — не так. Все будет по-другому. Но… как же звучала придуманная им когда-то строка? Достойная войти в песню лучшего из менестрелей? Ах, да…

Все перемены — к лучшему!

Он пел уже четвертую песню. Пел так, как можно петь только в последний день жизни. Все, что у него оставалось — тепло, нежность, любовь, боль и гнев — Кельд выплескивал в каждой своей песне. Стремясь успеть сказать то, что завтра сказать уже не сможет.

Он догорал. Огонь, отпущенный каждому человеку на целую жизнь, яростно пылал, сжигая его дотла.

Его последняя осень. Его последний день. Лучший день в его жизни.

Кельд не боялся сорвать голос, и не щадил связки. Завтра для него уже не наступит, нет смысла себя беречь. Он должен выиграть Турнир — выиграть красиво, с блеском. А потом спеть Песню, что уже рвалась из его сердца, как почуявшая свободу птица.

Звенела гитара, голос его летел над многолюдной площадью, заставляя людей трепетать от восторга. Кто из менестрелей войдет в финальный квартет, кто составит ему конкуренцию? Он не знал, и для него это не было важно. Он выиграет этот турнир — просто потому, что другого в его жизни уже не будет. Он споет Песню — просто потому, что ее уже не удержать.

Отзвучал заключительный аккорд, и толпа взорвалась аплодисментами. Рукоплескала вся площадь, и зрители, и проигравшие уже менестрели, и те, кто продолжал соперничать с ним. Он не удивлялся этому. Кто может лучше Мастера понять красоту творения? Оценить нюансы, которые остальные даже не заметят? Уловить гармоничность ошибок, которые, как ни странно, делают песню живой?

Кто получит такое наслаждение от песни соперника, как другой Мастер?

Кельд под грохот оваций спустился со сцены и остался стоять, ожидая выступления Тириса Вельда. Того, с кем встретится в финале. Того, чье мастерство не уступало его собственному. Кто мог бы выиграть Турнир, если б это был его день. Последний день его жизни…

И кто, сам того не зная, был обречен на поражение. Сегодня. Сейчас.

Каждая песня, что летела над площадью, возносила его к небесам. Он был счастлив, абсолютно, непередаваемо счастлив — в первый и последний раз в жизни.

Жить стоило, подумал Кельд. Ради этого вот дня — стоило. А завтра… для него не будет никакого завтра. Так распорядилась судьба, и он не жалел об этом. Эти люди на площади — они будут помнить его песни до последнего вздоха. И пока они помнят, он жив.

Один за другим, менестрели отдавали людям свои песни, вкладывая в них свою душу. Обогащая мир новыми мелодиями, меняя его по своей прихоти и не замечая того. Кельд смотрел на них сияющими от счастья глазами.

Только сейчас он понял, как любит жизнь. И Песня — его Песня — станет его признанием в любви.

— Кельд Астор, — чей-то голос грубо вырвал его из мира грез.

Кельд поднялся на сцену. Осторожно подтянул колки. Попробовал струны. Обвел глазами площадь, улыбаясь каждому, кто был здесь. И запел.

Каждый поэт вкладывает в стихи часть души. Каждый музыкант вкладывает часть души в музыку. Но никто не отдает песне все, что у него есть. Потому что как дальше жить, если душу отдал целиком?

У Кельда не было никакого «дальше». Не было ни страха, ни надежды. Только сегодня. Только сейчас.

Это была Песня. Огромная площадь замерла в безмолвии, слушая певца. Замолчали люди, включая грудных младенцев. Затихли птицы. Само Время, казалось, замедлило ход. Из-за туч выглянуло солнце, не иначе, для того, чтобы послушать его.