Дмитрий Емец: Тайная магия Депресняка

Когда Меф поднялся по эскалатору и вышел на улицу, стояла уже глубокая ночь. Снег белыми мотыльками роился вокруг фонарей. Увязая в сугробах, Меф все же нашел более или менее протоптанную тропу. Еще издали, подходя к дому, он высмотрел горящее окно на шестнадцатом этаже. Похоже, ни Эдя, ни мать еще не ложились.

Дверь открылась, едва Меф успел нажать на кнопку звонка.

– Опа на! Пришла наша гимназическая гордость! Тебя что, Глумович привез на северных оленях? – приветствовал его Эдя.

– Нет, на лайках, – поправил Меф.

Он услышал, что в ванной плещет вода. Ага, значит, мать, как обычно, отмокает в душе. Расклад более-менее ясен.

– Лайки не прокатят. Такому как Глумович любая собака вцепится по центру штанин… – не согласился Эдя и заржал, представив себе эту картину.

– Прекрати!..

– Да я еще не начинал! Ты один, без Дашки? Она что, не хочет забрать своего кота?.. – продолжал Эдя.

– Нет, я сам заберу, – сказал Меф.

– Значит, сама не хочет? Ха-ха, я ее отлично понимаю. Если бы у меня был такой кот, я бы тоже не спешил с ним воссоединяться… Кстати, с кем я там по телефону говорил? Мы еще минут двадцать трепались, как ты отчалил.

Зная ведьму, Меф подумал, что двадцать минут для нее – это еще лаконично.

– С Улитой, – сказал он.

– Ну и имя! А она красивая?

– Она эффектная и незабываемая, – осторожно сказал Меф, имевший случай убедиться, что Улита слышит все слова в свой адрес, как далеко они ни были бы произнесены. И всякий неудачный вяк встречает немедленное возмездие.

– Это уже неплохо. Я тоже эффектный и незабываемый. Мы сойдемся, – сказал Эдя.

– У нее уже есть молодой человек.

– Какая трагедия! А у меня вот нет молодого человека. Может, я бракованный? – заявил Эдя и снова глупо заржал.

Меф давно заметил, что у его дяди полное самообслуживание: сам пошутил, сам посмеялся. Остряку такого сорта публика только мешает. Не тратя больше времени на Эдю, который мог забавлять себя до бесконечности, Меф проскочил в комнату.

ПОД БАТАРЕЕЙ, РАСКИНУВ ЛАПЫ, СПАЛ ДЕПРЕСНЯК.

Да, именно так, большими буквами. Коты все всегда делают с большой буквы, вне зависимости от того, персидские ли они, сибирские или совсем редкие, так называемые podzabornye.

Когда Меф вошел, кот не соблаговолил проснуться. После нескольких бессонных дней и ночей Депресняк вымотался и теперь, объевшись, выбрал для сна привычное место. При приближении Мефа он даже не приоткрыл настороженно правого глаза, как делают все дремлющие кошки, так что, похоже, дрыхнуть он собирался долго и непробудно. Чуть в стороне от кота, наполовину под батареей, наполовину на ковре, лежал рыбий скелет.

Мгновенно догадавшись, что это, Меф присел с ним рядом на корточки. Скелет лежал как-то совсем обычно и даже не излучал переливающегося сияния. Видимо, вобла тоже дремала, насколько это было возможно в ее случае.

Снег тем не менее продолжал валить и валил так густо, что Мефодий почти ощущал настойчивое, но вкрадчивое давление снежинок на стекло. Со скелетом определенно нужно было что-то делать, причем делать срочно. Но что? Отдать его свету или вернуть мраку? Меф наклонился и поднял скелет воблы. Рот рыбы нехорошо кривился. Плоские мертвые глаза загорались и сразу гасли. В них мерцала дремотная ирония.

Меф ощутил внезапное головокружение, но, готовый к чему-то подобному, сумел сохранить сознание в прежних границах. Лишь невзрачные обои окрасились в лиловый цвет, а рядом с телевизором материализовался граммофон, которого в действительности не существовало. Правда, это никак не мешало граммофону бойко играть «Дунайские волны». Из граммофонной трубы звуки вылетали полосатыми мухами. Садясь на потолок, мухи складывались в загадочно-бессмысленные слова, которые невозможно было читать, поскольку они, то и дело перелетая, менялись местами.

Меф зажмурился и принялся старательно вычищать сознание от всего чужеродного, привнесенного мистической рыбой. Он представлял, будто делает генеральную уборку, выгребая из комнаты рваную бумагу и апельсиновые корки. Когда пятью минутами позже он открыл глаза, граммофон исчез и обои перестали быть лиловыми, хотя, говоря объективно, все равно имели какой-то пакостный оттенок. Ну да дареному коню, как известно, в ценник не смотрят!

Меф понял, что справился и получил над артефактом власть. Все-таки артефакт был не из самых сильных, хотя и отличался известной назойливостью. Именно поэтому в лопухоидном мире ему не место. Эдем или Тартар – другое дело.