Дмитрий Емец - Третий всадник мрака

– А к алкоголю как относитесь? – спросила она, замечая, что рыжеволосый не присоединяется к бульканью за креслами.

При слове «алкоголь» монарх загадочного государства передернулся с такой энергией, словно к нему незаметно подключили электрические провода и теперь дернули рубильник.

– Не отношусь! Никогда ни капли!.. Бывший спортсмен! Яд… Мерзость… Гадость… Покалеченные судьбы, раздавленные кольцами зеленого змия…

«Какой правильный мужчина!» – подумала Зозо с умилением, но тотчас спохватилась: «Нет, таких правильных не бывает. Что-то тут не то. Может, он иногородний?»

– Коренной москвич: мои предки жили в этой местности, когда и Москвы еще не было… Впитал в кровь пыль этих улиц. Тихая квартира с видом на бульвар… Все соседи по подъезду бывшие космонавты… Иной раз попадется академик, но это так, мелочи… – бойко отвечал Плаксин. Зозо так и не успела понять, что по сути и не задавала вопрос вслух.

– Так что? У вас, выходит, нет недостатков? – в лоб спросила Зозо.

Король в изгнании схватился за сердце.

– Увы, есть!.. Вагон недостатков… Постоянно недоволен собой… Самосовершенствуюсь… Убиваю по одному недостатку в неделю. Терзаю себя вечными придирками… Одиночество – мой бич. Мечтаю о сердце, которое билось бы с моим такт в такт. И притом я робок… очень робок… Вырос среди книг, старых фотографий и папок с технической документацией!.. – признался он.

– И вы никогда не были женаты? – усомнилась Зозо.

– Ни одной минуты в жизни!.. В студенческие годы был влюблен, но так и не осмелился признаться… Смотрел издали… Недавно встретил ее на улице со взрослой дочерью. Не узнала… Крался следом и кусал фонарные столбы.

– Ах, как мне вас жаль! – сказала Зозо искренне.

– Тогда осчастливьте меня! Чтобы почувствовать себя на седьмом небе, мне не хватает единственной вещи, – быстро сказал Плаксин.

– Какой же?

– Вашего домашнего телефона.

Зозо даже присела от удивления.

– Он вам так нужен?

– Необходим. Увидеть вас вновь – моя единственная мечта. Хотя бы издали, хотя бы в бинокль… Хотя бы на правах робкого друга…

– Мне не на чем записать! У вас ручка есть? – млея, сказала Зозо.

– Совершенно необязательно. У меня прекрасная память. Хотел бы что-то выбросить из памяти – не могу. Помню, какую собаку видел на улице десять лет назад. Спросите, какого цвета были ботинки у ее хозяина, – отвечу и это.

Зозо назвала номер своего телефона.

– Ах какой номер! Просто поэзия!.. Появлюсь, появлюсь… Уже мысленно звоню… А теперь с вашего позволения откланяюсь! Клиент ждет! У меня как раз намечено завершение одной сделочки… – сказал рыжеволосый монарх и быстро направился к выходу.

Зозо задумчиво смотрела ему вслед. Выражение лица у нее было озадаченное. Судьба как будто склеивалась, но с такой немыслимой быстротой и так складно, что она смутно подозревала подвох.

Рядом, с трудом отцепив от рукава молодого поэта, рвущегося почитать свои стихи, вынырнул Эдя.

– Ты с кем это была? – спросил он подозрительно.

– А с кем я была?

– Не притворяйся!

– Ну, хорошо, – решительно сказала Зозо. – Если тебе нужно сунуть нос в бабские дела… я познакомилась с одним хорошим человеком.

– Так он мужчина?

– Что за идиотский вопрос? Он что, похож на обезьяну?

– Да нет, тебе виднее… Мне просто показалось, он весь заштопанный… – сомневаясь, сказал Эдя.

– Че-е-его? – не поняла Зозо.

Эдя смутился.

– Ну не знаю я… Какой-то нитками сшитый… С одной стороны мужик, а с другой вроде не мужик… И все нитки-нитки-нитки…

Зозо сострадательно коснулась ладонью его лба.

– Эдя, ты себя хорошо чувствуешь?

Хаврон виновато вздохнул.

– Да, знаю, что это бред… Я смотрел на него, смотрел, а потом виски вдруг как заломит… Люди все, понимаешь, зеленоватые такие стали и прозрачные. У одних в груди что-то светится, а у других вроде дыры… И этот, на швейной машинке состроченный, рядом с тобой прыгает, как бабуин вокруг пальмы. Я чуть с ума не сошел. А тут еще этот Фет Тютчевич приклеился.

Зозо покачала головой. Она, признаться, не ожидала от брата такой впечатлительности и такого живого воображения. Хотя понятно. С работы уволили, стресс накапливается, то, сё… Это ж надо, принять такого хорошего, милого, любящего детей человека, как Плаксин Данила Данилович, за заштопанное чучело!

– И долго это продолжалось? – спросила она, с состраданием глядя на брата.

– Ну минуту… две… нет, все-таки, думаю, не больше минуты, – сказал Эдя.