Елена Хаецкая: Жизнь и смерть Арнаута Каталана

– Ваш брат Лантса храбро бился с сарацинами! – Ильдегонда вернулась к прежней теме.

– Мало ли кто с кем бился. Я тоже вчера с эн Савариком храбро бился, чуть головы не лишился, так он меня отделал.

– Ах, господин мой Боссен, сколь мало в вас куртуазности… – И неожиданно изменив тон, Ильдегонда заорала на зрителей: – Эй, ты! Ты мне уж совсем на платье налез! Еще на голову сядьте! Расступитесь, расступитесь!

Расталкивая наседающих зрителей, Ильдегонда и Горжа быстро двинулись вперед, освобождая пространство для игры.

– Давай, давай!.. – ворчал Горжа, отпихивая крестьян. Те нехотя подавались назад.

– Некуртуазность ваша, муж мой, весьма печалит меня! – как ни в чем не бывало продолжала Ильдегонда, отходя на прежнее место.

– А, пошла ты в задницу со своей куртуазностью! – заревел разъяренный Боссен.

Ильдегонда запрокинула голову и патетически вскричала:

– Скотам людьми не стать,

У них иная стать,

Зато скотину видеть в муже

Намного хуже!

– Ой, ой! – завопил Горжа и, схватив пустой горшок, оставленный Ригелем на окне для просушки, нахлобучил себе на голову. – Ой, сейчас подерутся! Ой, ой! Сейчас камни полетят! Берегите хрупкие предметы!

Боссен снова замахал кулаками.

– Жена! Вы должны были выбранить его за то, что он посмел коснуться вас.

– Ни за что!

– А я говорю: порядочная женщина должна была дать ему по морде!

– Фи, господин мой! Дать крестоносцу по морде!

Боссен внезапно замолчал. Скрестил на груди волосатые руки, показывая, что не желает продолжать спор. А затем медленным движением вытащил из-за пазухи мешочек. Потряс им, показывая сперва тем, кто глазел на представление справа, а после тем, кто находился слева.

Горжа запустил в мешочек пальцы, взял оттуда щепоть воздуха, вложил в рот и громко зачавкал. Для наглядности еще рыгнул пару раз. И замер, как громом пораженный.

Зрители затаили дыхание, предчувствуя, что вот-вот станут свидетелями чего-то поистине ужасного.

И точно! Глаза у Горжи выпучились, сделавшись почти совершенно белыми. Казалось, они сейчас вывалятся из орбит и покатятся по пыли. Изо рта у него пошла настоящая пена. Поскольку губы у Горжи были заблаговременно намазаны, то пена окрасилась розовым.

Захрипев, Горжа повалился набок, как сноп, забился в судорогах, задергался и наконец затих.

– Да! В этом мешочке я храню страшный яд! – закричал Боссен, когда Горжа перестал корчиться и пускать пену. – Я не намерен больше спорить ни с женой, ни с братом моим, ибо они оба злоумышляют против меня! Жена моя кому хошь голову задурит! Я ей не верю более! Нет, не желаю я дознаваться, виновны они или нет! Я просто отравлю обоих, вот что я сделаю!

– По прошествии совсем недолгого времени, – поведал простертый на земле мертвый Горжа, – благородный Боссен устроил большое пиршество в честь возвращения своего брата. И на этом пиру он действительно подсыпал яду обоим, хотя те нисколько не были перед ним виноваты.

– Эй, ты же мертв! – крикнули Горже из толпы.

– Я говорю из могильной тьмы! – ответствовал Горжа с завыванием, которое сделало бы честь осиротевшему шакалу.

Затем он встал, показывая, что представление окончено. Все четверо поклонились публике. Горжа снял с головы горшок. Публика загомонила, засвистела.

– Поглазели, посмеялись, подивились, насладились – пора вам деньгу гнать! – завопил Горжа, потрясая горшком. – Эй, платите за наше представление, за ваше удивление!

Но крестьянам не хотелось отпускать фигляров так скоро. Самый бойкий из них, бондарь по прозванию Аурилья, незамедлительно вступил с Горжей в перебранку.

– Ну, и за что же это мы должны тебе платить? Смех в котел не положишь, из побасенки каши не сваришь, с песенок сыт не будешь.

– Зато здоровья наберешься, ведь мы лекари, – охотно ответил юноша.

– Какие еще лекари? Вы же фигляры!

– А такие! Хорошая побасенка удваивает жизнь! Это ясно описано в писаниях высоконаучного Аверроэса, которого изучают во всех университетах и в самом городе Монпелье! Наша же история и смешна и поучительна, и жизнь ваша станет втрое длиннее против того, что вы заслуживаете.

– Врешь ты что-то, – сказал Аурилья. – Правду говорят: с басками торговаться хуже чем с жидами. Ой, ой! Пропали наши денежки!

Горжа тряхнул черными волосами, обтер ладонью лицо, размазывая краску по подбородку.

– Есть среди нас гасконцы, есть каталонцы, есть тут и баски, и все мы не ведали в жизни ласки, зато живем без ничьей указки. Платите нам деньги за представление!