Елена Хаецкая - Бертран из Лангедока

Магистраты переглянулись, но ничего не сказали. Осторожно взяли документ с графской подписью и выставили перед ним отряд местных ополченцев во главе с бравым долговязым парнем.

Поглядел граф на этого парня без приязни, но и отвращения не выказал.

– Ты, что ли, у них за капитана?

– Да, мессен, – вольно ответил парень.

– Как тебя звать? – осведомился граф.

Тот назвал свое имя – Дюран.

– Торговец? – спросил граф, заранее презирая этого Дюрана.

– Плотник, мессен.

Граф вздохнул, повернулся к Дюрану спиной – рукой ему махнул, чтобы шел следом.

И вот собралось примерно сто человек против без малого тридцати головорезов Хауберта-Кольчужки.

Хауберт, конечно, дураком не был и обстановку оценил быстро и по возможности трезво. Ибо вот уже месяц предавался капитан Кольчужка беспробудному пьянству.

Едва только узнал о собравшейся в Шарентоне армии, как сразу дал Хауберт своим молодцам приказ уносить без оглядки ноги.

Да только граф Риго тоже дураком не был. И подобный маневр со стороны Кольчужки предвидел заранее. Поэтому разделил свое воинство на две половины и пустился в погоню за наемниками, отрезая им путь на восток и на запад.

Так шли на север быстрым маршем. У мужланов уже ноги болели.

На второй день погони впереди замелькали темные точки – люди. Тотчас же граф велел остановиться и подкрепиться.

Ворвались в затонувшую в жидкой грязи деревушку – три хибары скособочились, четвертая еще держится. Мужланы перепугались до смерти. Граф на них грозно рыкнул, они и признались: да, были здесь солдаты, вот – последнюю курицу у нас зарезали.

– Давайте ее сюда, – сказал граф Риго и съел еще не остывший обед Хауберта-Кольчужки. Часок повалялся на тощем сеновале, а после велел продолжать погоню.

Конные во главе с Бертраном вырвались вперед, настигая брабантцев. Те двигались медленнее из-за пехоты.

Сражение настигло Хауберта на берегу безымянной речки, покрытой ломким ледком.

С хрустом ломая сухой камыш, подлетели к брабантцам всадники. Лучник Эмерьо пустил несколько стрел, сняв двоих. Хауберт погнал вперед пеших копейщиков, думая прорвать живую цепь. А Эмерьо между тем убил еще одного всадника.

Лошади ржали и шарахались. Бертран закричал страшным голосом, посылая коня вперед. Рыцарская конница смела пятерых пехотинцев, пытавшихся заградить ей путь, и врубилась в конный строй противника.

Бой длился несколько минут. А что удивительного – при таком-то перевесе в силах. Конные были перебиты – все, кроме Хауберта, который помчался к речке и мгновенно провалился под лед. Ему помогли выбраться и сразу же, мокрого до нитки, продрогшего до костей, намертво связали. Хаубертова лошадь сломала ногу, и ей перерезали горло.

Пехота во главе с Дюраном явилась к шапочному разбору. Ополченцам осталось только добить раненых наемников. Всего в плен угодили шестеро. Им связали руки и, окружив плотной стеной, с торжеством погнали в город. Трупы бросили лежать у реки.

– А! – молвил граф Риго. Вместе с Гильемом де Гурдоном он встретил эту процессию на дороге к Шарентону. – Так вы уже покончили с ними, эн Бертран?

В том, что сто человек легко совладали с тридцатью, не было, конечно, ничего удивительного. Тем не менее в Шарентоне отслужили торжественную мессу и в самых выспренных тонах поблагодарили графа Риго и его соратников, благородных рыцарей Бертрана де Борна и Гильема де Гурдона за избавление многострадальной шарентонской земли от злых разбойников.

Девицы бросали зерно под копыта бертрановой лошади и щедро осыпали им всадника – цветов по случаю неурочного времени не нашлось. Граф Риго хохотал во все горло – ему нравилось.

Уже после мессы к графу Риго явились магистраты и, потрясая у него перед носом договором, потребовали плату. Пятнадцать ополченцев, да помножить на три дня, да помножить на полтора турских ливра…

– А идите вы в задницу, – оборвал их, не дослушав, граф Риго и запустил в магистратов договором.

Магистраты, понятное дело, оскорбились, только граф Риго не соизволил обратить на это сколько-нибудь серьезного внимания. Бертран от души потешался, а Гильем пригрозил вздернуть ихнего хваленого Дюрана рядом с Хаубертом – за мародерство, лень и проявленную в бою нерасторопность.

А Хауберта действительно вздернули. В тот же день, при большом стечении народа. Звонили колокола, в небе потревоженно кричали вороны. Граф Риго на коне, Бертран де Борн на коне, Гильем де Гурдон – на коне. Горожане, точно море вокруг трех скал, – волнуются, кипят, смеются. Казнь – всегда праздник.