Елена Хаецкая - Вавилонские хроники

В немытое окно бесполезно светило солнце.

День был полон суетных вещей, мелких проблем, несущественных забот. За окном догнивал печальный Вавилон, павшая Возлюбленная Царств. Неяркая весна медленно входила в Город, гнала по Евфрату тающий лед. Завтра я возьму пива и пойду смотреть на ледоход.

И со мной будут Хашта и Цира, эта строгая и бесполезная стерва. И Цира будет трахаться со мной и с Хаштой. И мы с Хаштой купим Цире мороженого.

В этих мыслях я заснул.

И – ничего не произошло.

Ровным счетом ничего.

Каждое утро мой бывший раб Хашта поднимался на три часа раньше меня, наспех жарил яичницу на двоих, съедал свою половину и убегал в офис «Энкиду прорицейшн» производить утреннюю уборку.

Я вставал с постели, съедал оставленный Хаштой холодный завтрак и шел на работу. Сидел над своими вычислениями. В день Иштар посещал массажистку. Работал над подготовкой к дню Мардука, когда мне предстояло взойти на крышу обсерватории. Диссертацию пописывал.

Кроме того, в мои обязанности теперь входили инструктирование и подготовка частных клиентов. Ицхак клялся взять на должность инструктора специального человека, а пока что поднял мне зарплату.

Все мы разговаривали друг с другом только по работе. Луринду поставила себе на стол второй компьютер, соединила их в локальную сеть и вообще выключилась из общения.

С Мурзиком-Хаштой я почти не виделся. О его присутствии в доме свидетельствовали только помытая после меня посуда и остывшие завтраки по утрам.

Кошка перебралась спать ко мне и по ночам шумно мурлыкала. Иногда я просыпался оттого, что она холодным мокрым носом обнюхивает мое лицо.

Так минула седмица.

В день Нергала ко мне явилась матушка. Я вытряхнул ее из гигантской шубы и провел в комнату. Матушка была разгневана. Я понял это сразу – по тому, как она отводила глаза, как поджимала губы. Даже по цвету ядовито-фиолетовой помады.

– Чаю? – предложил я.

– Где твой раб? – спросила матушка.

Я не нашел ничего умнее, как ответить ей правду.

– По бабам пошел.

Мурзик и вправду оставил мне в этот день записку: «БУДУ ПОЗДНА, ПАШЕЛ ПА БАБАМ».

– И ты дозволил! – взорвалась матушка. – Ты!.. Ты распустил его, да – ты распустил его… Я подарила тебе хорошо вышколенного… квалифицированного… И вот результат!.. Ничего сам не можешь!.. Только портить можешь!..

– Я его испортил? – неожиданно заорал я на матушку. – Я? Да вы хоть знаете, КОГО мне подарили?

Матушка не слушала.

– Любую хорошую вещь, попади она тебе в руки, ломаешь!.. Тебе ничего доверять нельзя!..

– Мне нельзя?!. – ревел я.

– Поясок я тебе в детстве дарила – сломал!.. Пряжку оторвал!..

– Это не я!.. Его собака погрызла!

– И веер мой взял с туалетного столика и сломал!..

– Какой веер?

– Он даже не помнит! Испаганский, вот какой! Из перьев! А сверху домики на шелке!.. Сломал!..

Я вспомнил этот веер. Я им своего друга, дворницкого сына Кадала огрел по башке, когда мы подрались. Мне было тогда шесть лет.

– Думала, он вырос!.. Думала, он большой!.. Раба ему подарила!.. По бабам пошел!.. Надо же!.. И ты позволяешь!.. Испортил!..

– Матушка! – возопил я на октаву выше. Визг проник в матушкины уши, и она на мгновение замолчала. – Матушка, вы хоть знаете, кого вам всучили на бирже?

Пауза. Потом матушка совершенно спокойно спросила:

– Кого?

– Беглого каторжника – вот кого.

– Да? – почему-то не удивилась матушка. – Так давай его обратно сдадим. Гарантия еще не закончилась.

– Поздно, – сказал я с неприкрытым злорадством. – Я его отпустил. Он теперь вообще вавилонский гражданин. И реализует свои гражданские права на полную катушку. В частности, шляется по бабам.

Матушка на миг задохнулась. Я видел, как она быстро произвела необходимые расчеты: почем нынче стоит отпустить раба, какой жилплощадью я его, скорее всего, обеспечил…

Я приготовился…

– Вот как ты обращаешься с материнскими подарками! – закричала матушка с новой силой. – Тебе ничего дарить нельзя! Ты все портишь, все ломаешь!..

Эти разговоры я веду с ней всю жизнь. Я никогда не понимал, почему должен отчитываться перед ней за каждый ее подарок. Ведь это теперь МОЯ вещь, МОЯ!

– И паровозик сломал, я тебе дарила!.. – начала матушка свой обычный поминальный список.

– Это был мой паровозик! – завопил я как резаный. – МОЙ! Вы мне его УЖЕ подарили! В СОБСТВЕННОСТЬ!.. Я мог делать с ним, что хотел!.. Вы же сами сказали: теперь он ТВОЙ!

– И компьютер уронил, – продолжала матушка. – И чашку разбил, синюю с золотым цветком на донышке!..