Елена Хаецкая - Вавилонские хроники

Он подвел Циру к учителю Бэлшуну.

– Отпусти.

Цира высвободилась и встала. Мурзик на всякий случай остался рядом – подхватить, если упадет.

Цира закрыла глаза и протянула над учителем руки с растопыренными пальцами. Поводила. Потом открыла глаза.

– Переутомление, – сказала она медицинским голосом. – Отдых. Покой. Хорошее белковое питание. Тепло.

– А, – понимающе сказал Мурзик. И еще раз поправил на учителе Бэлшуну свое одеяло. – Да нам всем бы выспаться не мешало…

– Я не останусь в этом притоне… кровососов… – забарахталась товарищ Хафиза. – Товарищ Хашта, отвезите меня в штаб!

– Какой вам штаб, – сказал Мурзик. – На ноги бы встали – и то ладно…

– Я… революционный процесс…

– Да будет вам, товарищ Хафиза, – сказал Буллит. – Отдохните здесь. Ничего с вашим процессом без вас не сделается за четыре стражи.

– Это провокация! – сказала товарищ Хафиза бессильно. – Завтра все народные массы будут оповещены о дьявольских оргиях, предпринимаемых кровососами ради удовлетворения своих низменных…

Она закашлялась.

– Дура, – прошипела Цира.

Мурзик выключил свет.

Почему-то я почувствовал облегчение. Я закрыл глаза и почти сразу заснул.

Наутро был в день Сина. Нас разбудил телефон. Звонил менеджер. Спрашивал, почему дверь закрыта и на звонки внизу никто не отвечает.

Ицхак выругался, извинился. Менеджер сказал, что через полчаса будет. Ицхак одобрил. Положил трубку. Оглядел разгром.

Учитель Бэлшуну спал на диване, страдальчески морщась во сне. Темные кровавые полоски уродовали его холеное барское лицо.

Товарищ Хафиза приподнялась на локте. Осведомилась, дозволено ли ей покинуть этот вертеп эксплоататорского разврата или кровососы желают задержать ее и подвергнуть пыткам.

Изя раздраженно сказал, что если дама просит подвергнуть ее пыткам, то это можно устроить. Хотя ему, Изе, больше бы понравилось, если бы она покинула-таки этот вертеп. Причем навсегда.

Товарищ Хафиза ледяным тоном поблагодарила и, забрав сумку, вышла. Внизу хлопнула дверь.

Мурзик и Цира спали, обнявшись. Когда хлопнула дверь, Цира пошевелилась и что-то пробормотала Мурзику в ухо, едва шевеля губами. Мурзик улыбнулся.

Луринду сонно потянулась. Без очков она была куда симпатичнее, чем в очках. Не такая сушеная, что ли. Однако она тут же их нашла и водрузила на нос.

– Что, уже утро? – спросила она. – Я пойду готовить кофе. Кто хочет кофе, господа?

Кофе хотели все. Луринду встала, охнула, засмеялась. Влезла в свои туфли на сбитых каблуках и поковыляла по лестнице в лабораторию, где осталась кофеварка.

Я сел. Потер виски. Растолкал Буллита. Мы убрали матрасы и одеяла. Попинали Мурзика с Цирой, чтоб вставали тоже. Те нехотя отлепились друг от друга и включились в уборку. То есть, включился Мурзик – добыл швабру и быстренько махнул пол, стирая пятнышки крови, накапавшие из бэлшунова носа. Цира тем временем, храня суровость, надзирала.

Через полстражи в офисе появился менеджер с пачкой заказов на текущую неделю. Изумленно поглядел на спящего на диване Бэлшуну. Никак не комментируя наличие в офисе окровавленного человека, Ицхак забрал заказы и ушел с ними в кабинет. Менеджер пошел с ним вместе.

Луринду понесла им туда кофе.

Начиналась обычная трудовая неделя.

Мы с Мурзиком проводили Циру и взяли с нее слово, что она ляжет в постель. И позвонит нам вечером и скажет, как себя чувствует. Цира велела нам убираться.

Мы взяли рикшу и поехали к себе, в квартал Литаму.

Всю дорогу мы молчали. Мурзик просто наслаждался поездкой, а я был придавлен смертельной усталостью и мечтал только о своем диване.

Моя маленькая квартира была, казалось, оставлена нами тысячу лет назад. Уютный забытый, почти несбыточный островок прошлого.

Я открыл дверь. Пустил кошку – она уже куда-то дела своих котят и теперь терлась с вполне независимым видом. Нашел на столе и разорвал записку, которую оставлял матушке.

В комнате было пыльно, очень обжито и спокойно.

Я лег на диван, вытянулся, закрыл глаза.

Я был ведущим специалистом фирмы «Энкиду прорицейшн». Бывшим рабовладельцем, а ныне свободным гражданином. Я был Аххе-Даяном, для одноклассников – «Баяном». И все. Больше я никем на данным момент не был.

Ну, еще я был полутрупом, сонно грезящим, лежа на диване.

В кухне шуршал мой бывший раб Мурзик, то есть Хашта. Вокруг него вилась кошка. Лязгала складная кровать – Хашта устраивался отдыхать.