Дмитрий Казаков - Солнце цвета ночи

– Сомневаюсь, – хмыкнул Ивар. – Им вряд ли есть дело до того, чтобы вооружать людей.

– А почему вы не молитесь? Не приносите жертв?

– Почему не молимся? – Нерейд убрал меч в ножны и с хрустом поскреб себя по подбородку, где пробилась медного цвета щетина. – Когда чего-нибудь хотим, то обращаемся к кому-то из асов, приносим жертву. Коня там или овцу, а то и чего попроще…

– Коня? Овцу? – глаза у ольмека становились все больше, так что Ивар испугался, как бы вовсе не выскочили из черепа.

– Животные такие, – объяснил он. – Вроде оленя.

За проведенное в Ольмекане время викинги поняли, что местные не знают ни коров, ни другой крупной живности, а держат больших кур, называемых индейками, собак да еще кроликов.

Выяснили также, что железа тут добывать не умеют, а лезвия мечей и наконечники копий делают из темного камня, добываемого в горах и именуемого обсидианом.

– Понятно, – ольмек покачал головой. – А наши боги требуют жертв постоянно. Если не смазывать когти отца-Ягуара жертвенной кровью, то он не сможет толкать мир дальше.

– Что значит «толкать мир»? – спросил подошедший Рёгнвальд.

К месту разговора постепенно сходились другие викинги.

– Ну как же? – ольмек повернул голову, вглядываясь в лица волосатых чужаков, в блестящие любопытством глаза. – Ведь мир наш поворачивается, и если его не толкать, то солнце не взойдет…

– Угу, понятно, – сказал Ивар, хотя понял не так чтобы уж очень много. – А что за кровь любит ваш Ягуар?

– Человеческую, – сказал ольмек с довольной улыбкой. – Единственная пища, достойная бога – та, что плещется в наших жилах. И прочие боги также вкушают ее – Шипе Тотек, властелин солнца, Тлалок, нагоняющий дождевые тучи, орошающий поля, благие владычицы, давшие нам кукурузу. А вы что же, не приносите человеческих жертв?

– Случается, – Ивар пожал плечами, вспоминая, как его мечом был зарезан император Миклагарда, и как оседлавший Слейпнира Один появился в небе, чтобы принять посвященную ему жертву. – Но каждое такое приношение – добровольный дар, меня никто к нему ни принуждает…

– Да? – ольмек дернулся, на тощей шее заходил туда-сюда бугорок кадыка. – И вы не боитесь, что мир погибнет?

– Он так и так погибнет, будем мы бояться или нет, – Нерейд широко улыбнулся, став похожим на рыжего кота. – Час Рагнарёка придет, что бы мы ни делали.

– Но ногти у мертвецов обстригаем, чтобы Нагльфар медленнее строился, – добавил Сигфред. – Да и умереть стараемся в бою, чтобы росла дружина Одина, а не сила Хель.

– А я подумал, что вы приносите жертвы, когда сражаетесь, – сказал ольмек, хлопая ресницами. – Ведь вы не взяли ни одного пленника, а зарубили всех на месте, и кричали при этом что-то… Имена богов, наверное.

– Хмм, да, – даже под загаром было видно, что Нерейд покраснел. – Что мы в бою кричим, то да…

– На самом деле есть только один бог, – заявил Ангус. – И всякий, кто не верит в него, служит демонам!

– Ладно тебе, – Ивар нахмурился. – И так у нашего приятеля голова кругом, а тут ты еще…

Ирландец обиженно замолчал, а ольмек поднялся.

– Спасибо, – проговорил он, поклонившись. – Да будут благосклонны к вам боги.

– Крепко мы его удивили, – проговорил Рёгнвальд, когда гость скрылся во мраке.

– Как бы самим не удивиться, – кивнул Ивар. – Ладно. Утро вечера мудренее, так что давайте спать.

Костер потихоньку затухал, пламя опадало, от углей шел ровный жар. Ивар лежал, вслушиваясь в ровное сопение засыпающих соратников, а потом сам не заметил, как задремал.

Деревья стояли вдоль тропы огромные и толстые, точно колонны в халифском дворце, между коричневыми стволами порхали крупные бабочки, птицы оглашали воздух резкими криками.

Из под ног поднималась мелкая пыль, оседала на одежде, набивалась в волосы. Викинги шагали понурые, обливались потом, лениво отмахивались от кровососов.

В путь сегодня пустились с самого утра, преодолели не одну милю по жарким джунглям. Сама тропа за последние два дня расширилась, превратившись в настоящую дорогу, правда без привычных глазу следов от колес.

К полудню, когда солнце совсем озверело, дорога вывела к кукурузному полю: початки на верхушках стеблей покачивались с негромким шелестом, блестели крупные зерна, похожие на крошечные золотые слитки.

За полем открылась река, неширокая, но солидная, без быстрин, водоворотов и легкомысленного журчания. Тут тащившие носилки рабы остановились, и посланец, бренча украшениями, выбрался на дорогу.