Урсула Цейч: Говорящий с ветром

Закончив повествование, Горен, дабы избежать паузы, с нарочитой бодростью спросил:

— Значит, одновременно это еще и час прощания?

Своими словами он только усилил охватившее всех смущение.

— Если позволишь, — с угрозой в голосе произнес Бульдр Краснобородый, — даже если мы и не являемся здесь желанными гостями, нам, тем не менее, предложили провести здесь несколько дней, и я вполне согласен, потому что еда вкусная, постели мягкие и табак превосходный.

— Этими словами друг Краснобородый хотел сказать следующее, — как всегда спокойно пояснил Хаг Сокол, — никто из нас не собирается тебя бросать. По крайней мере, прямо сейчас. У нас так много общих воспоминаний, что мы с удовольствием провели бы вместе еще пару дней, чтобы иметь возможность без суеты обдумать будущее.

— Да ты и сам понятия не имеешь, что делать дальше, согласись! — заорал Менор Худощавый. — По тебе видно, что ты все еще жаждешь отомстить своему папаше. Думаю, что и Руорим не успокоится, пока не заполучит тебя. Этот человек не любит отдавать то, что считает своим, в том числе и тебя. Так что рано ставить в этой истории точку. Я твой друг, Горен, можешь на меня рассчитывать.

Вейлин Лунный Глаз язвительно засмеялась:

— Так много слов и так мало сказано! Ты действительно вот-вот станешь настоящим поэтом, бродяга.

Менор покраснел и спрятался за Хага. Эльфийка не удостоила его взгляда, а обратилась к Горену:

— Если ты уже решил, что делать дальше, то и я могу принять решение.

— Спасибо, друзья мои, — с облегчением сказал Горен. — Мне и самому нужно пару дней подумать. И отдохнуть. Честно говоря, пока еще я чувствую себя мешком с костями.

— Значит, на сегодня все решено. Остальное через несколько дней, — бодрым голосом подвел итог Бульдр. — А сейчас я бы с удовольствием выпил кружку прекрасного темного пива, оно так пенится. — Он хлопнул в ладоши. — Эй, слуга. Принеси нам пива, табака, хлеба и мяса.

Горен встал:

— Извините меня, пожалуйста. Я немного устал, но попозже зайду снова, тогда и отпразднуем.

— Ловим тебя на слове, — улыбнулся Хаг.

В свою комнату Горен возвращался, погруженный в мысли. Открыв дверь, к своему удивлению он увидел Дармоса Железнорукого.

— Горен, как хорошо, не нужно тебя искать. Я хотел тебе кое-что отдать. Конечно, это не к спеху, но…

Он поднял руки в бессильном жесте.

— Вчера я… снова всех подвел. Хотя меня и предупредили, я отвлекся, и из-за меня Малакею почти удалось сбежать. Я дурак, Горен, потому что позволяю чувствам брать над собой верх. Из-за меня ты чуть не лишился жизни, а этого я бы никогда себе не простил. Хватит уже и того, что твоя мать…

— Нет, — перебил его Горен. — Это не твоя вина, дед. Мама сделала свой выбор, и это был другой путь, не твой. Пожалуй, тебе нужно научиться относиться к самому себе более терпимо. Да и во вчерашнем твоей вины нет. Никто не знает этого лучше меня, потому что Малакей крайне опасен, а по крови мы очень близки. Уж если кого и стоит упрекнуть, так это Ура, ведь именно он навязал тебе такую ношу.

Пожилой человек улыбнулся сквозь слезы:

— Спасибо тебе, Горен. И все равно… Глупо, конечно, но я боюсь, что снова опоздаю, и на этот раз хочу все сделать правильно.

Он протянул руку за спину и вытащил щит, который блестел как зеркало и в зависимости от падающего на него света казался то зеленым, то серебристым.

— Этот щит сделан из чешуи дракона, — сказал повелитель Шейкура. — Он не подвластен ни огню, ни магии. Когда-то он принадлежал сыну Малакея и долго считался утраченным, но Ур хранил его до тех пор, пока на трон не вступил первый повелитель Шейкура. С тех пор он переходит от правителя к его преемнику. — Дармос прислонил щит к кровати и продолжал срывающимся голосом: — Я хотел подарить его твоей матери на двадцатилетие. А теперь его получишь ты. Вместе с кинжалом. — Он снял оружие с перевязи. Горен сразу же узнал пламенеющий клинок:

— Это ритуальный кинжал Малакея!

— Верно, — гордо ответил Дармос. — Когда-то он был выкован из крови и стали в пламени вулкана. Кристаллы и чешуя дракона отражают или усиливают магию, в зависимости от желания. Это самое ценное наше наследие, Горен, так что храни его как зеницу ока. Оно может тебе пригодиться в такой момент, когда ты меньше всего ожидаешь этого.

Горен растерялся:

— Я… я даже не знаю, что и сказать…

Для одного раза этого было больше чем достаточно, но после всего предыдущего он хорошо понимал Дармоса Железнорукого. Тот не меньше Горена боялся, что все снова рухнет. Пройдет много времени, прежде чем они оправятся от пережитого и забудут свои страхи.