Андрей Уланов - Крысолов

– А может, никакой казни не было вовсе, – включился в гадание ун-капитан. – Толику иллюзий – дикарям ведь много не надо! – и готов мученик-основатель религии!

– Звучит не очень правдоподобно, – Диего не стал напоминать, что мученик имеется также в основе их собственной религии.

– Если Мессия остался жив, почему эльфы не предъявили его парой веков позже, когда его последователи стали значимой силой? Неужели длинноухим проще терпеть бесконечные стычки?

– Чем признаться в обмане? А запросто! – увлекшись, Энрике выпустил эфес и, уже на следующем шаге споткнувшись о саблю, чуть не улетел кувырком. – И потом, разве их стали бы слушать?

Хороший довод, мысленно согласился Диего. Вряд ли предки Падишаха жаждали остановить победный натиск своих орд – а «оживший» Мессия был как раз тем, кто способен был это сделать. Воистину, судьба любит хорошую шутку: основу веры для одной из самых воинственных империй заложил человек – или эльф – всего-навсего пытавшийся объяснить свирепым кочевникам, что наивысшая ценность в мире – это жизнь во всех ее проявлениях. Он-то надеялся превратить пустыню в свой Райский сад, а не заливать ее кровью. А еще…

– Вы слышите?

– Да. Похоже на музыку.

– Похоже на игру на одной струне, – поморщился Раскона. – Причем играет гоблин.

– Вы слишком плохого мнения о зеленокожих, – возразил ун-капитан. – Среди них встречаются прирожденные барабанщики.

В первый миг маленькому тану показалось, что тропинка выводит прямо к пропасти. Но приглядевшись, он понял, что выход из леса и обрыв – на деле являющий собой край дворцовой крыши – разделяет не меньше семи футов. Просто слишком резким был переход – от лесной тени к ослепительным лучам открытого пространства, подумал Диего и, отодвинув заколебавшегося Энрике, решительно шагнул вперед.

– Прошу вас, благородные таны, – этот слуга был полной противоположностью предыдущему. Во-первых, одет по здешней неторопливо-тысячелетней моде – в просторное белое одеяние. Во-вторых же, он был высок и тощ, одежды висели на нем как тряпки на чучеле. Да и с произношением у него дело было явно лучше, чем у младшего визиря.

Может, этот человек-палка и не слуга вовсе, мелькнуло в голове Раскона, а тоже какой-нибудь вельможа? Визирь внешних сношений или как он там, вернее, здесь называется? В конце концов, не такое уж частое для местных жителей событие – заход в бухту Радужного цветка иторенского фрегата.

– Шах ждет.

Однако не очень-то тяготится этим ожиданием, подумал Диего, глядя на танцующую впереди стайку – к счастью, не бабочек, а женщин. Шедший рядом ун-капитан вдруг сбился с шага и принялся разглядывать траву. Как видно, на экзотические танцы его знакомство с Востоком до сего дня не распространялось.

– Не будьте ханжой, Энрике.

– Я не… – ун-капитан на миг поднял взгляд и, покраснев словно мальчишка, вновь вернулся к ботанике. – Но это же совершенно непристойно!

– Они одеты.

– Да?! – Энрике решился на еще один быстрый взгляд. – А по-моему, они раздеты. Эти прозрачные тряпки ничего не скрывают, а лишь подчеркивают…

– Пленительные очертания?

– Грех! – горячечно выдохнул ун-капитан. – Право же, не понимаю, как вы можете смотреть на них!

– Совершенно спокойно, – признался Диего. – Вид модниц с аллей Эстрадивьяны неплохо готовит к подобным зрелищам. К тому же, Энрике, эти таны не в моем вкусе. Слишком широкие бедра, да и плечи больше подошли бы рыночным торговкам, чем танцовщицам. Впрочем, – задумчиво добавил он, – особо удивляться не приходится: каков танец, таковы и танцоры. Зато, – с усмешкой добавил он, – можно с уверенностью сказать, что этой стороны бешбешских традиций тлетворное эльфийское влияние не коснулось.

– Грех и мерзость! – Энрике обвиняющее ткнул пальцем в россыпь одуванчиков перед собой.

Раскона не стал говорить ун-капитану, что почти согласен со вторым пунктом обвинения. Возможно, у бешбешей кругообразные движения задниц и взывали возвышенные чувства хотя бы отдельных частей тела, но у Диего они отчетливо проассоциировались с терзаемым желудочными коликами страдальцем, что пытается найти чуть менее болезненную позу.

Обидно, подумал он. Столько будоражащих сплетен, неясных слухов – а в жизни все оказалось столь неприглядно.

Негромкий хлопок – и музыка смолкла. Танцовщицы прекратили выгибаться и, перестроившись в цепочку – память Диего мигом воскресила зычное: «в колонну по одному стройсь!», – засеменили к лесу. На поляне остались только иторены и придворный в белом, который вышел вперед и, как предположил Раскона, изготовился к очередному титулованию.