– Отходи, народ, отходи! – слышалось с той стороны стены.
Беда хищно оскалился:
– Правильно, твари.
За его спиной басовито загудело – одна из башен замка пылала вовсю. Из всех окон выхлестывало пламя аж в три-четыре роста.
– Ничего себе! – восхитился Кирюха, прикидывая, что этак к вечеру от замка останутся одни головешки.
Игнат перешагнул через последнее мертвое тело синекафтанного, вдоль коридора тянуло едким дымом, который вышибал слезу и заставлял морщиться. Луговской нигде не было. Серебрянского с женой и детишками тоже.
– Ну и как это понимать? – ударил себя по ляжкам Игнат, обращаясь сразу ко всем.
– Должно быть, утекли тайным ходом, – подал голос один из сотоварищей.
– Дак ищите! – вскипел Малой. – Землю ройте! Что вы на меня таращитесь, как собаки на барана? – и он вцепился в чуб, с досадой понимая, что как-то нехорошо получилось, брательнику не понравится.
Гаврила Спиридонович шел впереди всех с фонарем, освещая дорогу и время от времени с тревогой оглядываясь на свою семью. Дети не плакали, хотя сама княгиня Серебрянская, кажется, уже вполне готова была разрыдаться. Побег длился третий час, а конца неширокому коридору, прорубленному эльфами в незапамятные времена, все не было.
Ланка слегка вполголоса проклинала трудолюбивый народ, а заодно прикидывала: не она ли виновница происшествия. Вчера, произнося заклинание на счастье, она как-то, заигравшись, забыла, что в таких случаях отвод для беды обычно делали на чертополох или хромую курицу, но Ланка решила, что и так пойдет, но не пошло… «Сказал „быть посему“ – и все стало наперекосяк», – с грустью вспоминала она. Счастье, что никто из бежавших о ее вине не догадывался.
Народу было немного: Луговская со своей товаркой, Адриан, князья Серебрянские с Тучей, который нежно нес на руках одно из чад Гаврилы Спиридоновича, да ее собственные, Ланкины, гайдуки, замыкавшие шествие. Когда она прорывалась в кабинет, они со всем юношеским пылом ей помогали, поэтому и оказались единственными связанными и недееспособными, когда егеря принялись крушить все вокруг. Охрана княгини вступила в бой, а Гаврила Спиридонович, едва поняв, что происходит, тут же начал умолять гостью воспользоваться потайным ходом. На благополучный исход он не надеялся и оказался прав. Так и вышло, что под руками у княгини никого не оказалось, кроме чужих гайдуков, вот они и топали позади, смущаясь оттого, что смеют дышать в спину Луговской перегаром.
Митяй, на которого всю дорогу со странным плотоядным любопытством таращилась Демцова, ушел в конец и, кажется, о чем-то крепко задумался. Скорохват, которому топать в тишине было тоскливо, тоже задержал шаг, надеясь хоть с Кожемякой потрепаться. Он ткнул Митяя в бок с ехидной усмешечкой:
– Видал, как на тебя эта фря столичная облизывалась?
– Угу, – кивнул Митяй, занятый своими мыслями.
– Дурак ты, это же самой Луговской подружка! Знаешь, что о ней рассказывают? – Он привстал на цыпочки, собираясь пересказать угрюмому Кожемяке то, что ему успели нащебетать кухонные девчонки, но Митяй отодвинул его в сторону, прямо как чурбан какой-то, и деловито пояснил:
– Не о том ты сейчас думаешь. Нас тут шестеро, дурневских. Если Тучу с Гаврилой скрутить, то, считай, в руках сама сестра Великого Князя окажется.
– Ты сдурел?! – споткнулся и в голос выругался Сашко, но Митяй на него шикнул, а потом так прижал к себе под мышку, что Скорохват дернулся и вырваться не смог.
– Я, допустим, сдурел, а егеря что, по-твоему, браги напились?
– Егеря бунтовщиками объявлены, у них выхода нет.
– А Ведьмин Круг кем объявили? – с несвойственной ему ехидцей спросил Кожемяка. – Радетельницами престола?
Сашко понял, что с ним не шутят, и забился пойманной рыбой, матерясь:
– Дурак ты, дурак!
– А ты тряпка! – плюнул на него Кожемяка. – Ладно, до Дурнева доберемся, там и решим. Один черт, от егерей им бежать больше некуда, Решетников-то тама.
– Вообще-то еще Малая серебрянская дружина есть, чтобы князя защищать.
– Ха! – Кожемяка шлепнул себя по ляжке. – До нее еще добраться надо! Я, понимаешь, дверку в залу, когда мы уходили, столом подпер, чтобы не захлопнулась невзначай.
Скорохват уставился на Митяя. Не ожидал он в увальне этакого коварства и по стеночке, по стеночке кинулся к своему дружку Ладейко.
Ланка нервно оглядывалась на парней, что-то у них там затевалось, а приотстать и шикнуть на них возможности не было. Павшая духом Серебрянская так вцепилась в нее, что, казалось, вырви руку – и она зарыдает брошенным дитем.
Читать дальше