Алан Троуп - ЛЮДИ КРОВИ

– Питер, – говорит она, заглядывая мне в глаза, – ты помнишь, тогда, на катере, мы говорили о любви?

– Да.

– Я тогда сказала тебе, что не уверена, что знаю, что такое любовь.

Я молча киваю.

– Я много об этом думала все эти месяцы. Близость рождения ребенка заставила меня на многое взглянуть по-другому. Теперь я уверена, Питер:

я люблю тебя.

Я не ожидал услышать от нее такие слова. Меня сразу охватывает беспокойство, не было ли своего рода изменой то, что я так много времени проводил с Сантосом и Кейси, и мне это нравилось. Но ведь сейчас мы рядом, и, услышав ее признание, я снова понимаю, как много она для меня значит.

– Я тоже тебя люблю, – отвечаю я.

Мы лежим рядом, где-то между сном и бодрствованием, слушая дыхание друг друга.

– Питер! – тормошит меня Элизабет. Я шевелюсь, чтобы показать, что слушаю ее. – Утром, когда проснемся, сделаешь для меня кое-что?

– Конечно.

– Золотой медальон, который ты подарил мне, перед тем как мы поженились, лежит на туалетном столике. Понимаю, что носить его в драконьем обличье просто смешно… Но я все же хотела бы надеть его. Ты не мог бы обвязать цепочку вокруг моего запястья, чтобы она не соскочила? Обещаешь?

– Обещаю.

И мы вновь качаемся на границе между сном и явью, и я вспоминаю другое свое обещание, данное Сантосу:

– Завтра днем мы с Сантосом выстрелим из пушки. Хотел предупредить тебя, чтобы ты не испугалась.

– Я не испугаюсь, Питер, – говорит она, прижимаясь ко мне. – Только смотри, будь осторожнее, когда играешь в свои игрушки!

Утром я просыпаюсь и сразу превращаюсь в человека. Встав с нашего ложа, ищу медальон на цепочке. Потом присаживаюсь на корточки рядом со спящей Элизабет и осторожно оборачиваю цепочку дважды вокруг ее правого запястья. Умиленно улыбаюсь причуде своей жены, осторожно целую ее, стараясь не разбудить.

Я медлю, прежде чем покинуть комнату, смотрю, как она спит, чтобы полнее ощутить любовь к ней. Подавив в себе порыв разбудить ее и громко объявить ей о своих чувствах, тихонько выхожу и затворяю за собой дверь. «Потом, – думаю я. – У нас еще будет предостаточно времени на это».

Сантос и Мортон кажутся мне какими-то подавленными, когда я прихожу выпустить их из камер. Как будто их мысли где-то далеко. Я не придаю этому значения, моя голова занята лишь Элизабет и ребенком. Я запрещаю себе думать о скорой смерти этих людей. Подумаю, когда придет время.

После полудня я выхожу на галерею, смотрю на небо, дружелюбно киваю серым облакам, улыбаюсь порывистому ветру, наморщившему поверхность моря. Поблизости нет ни одной лодки, да и откуда им в такую погоду взяться! Уверенный в том, что наши действия останутся незамеченными, я отпираю оружейную, потом зову Сантоса и Мортон. Женщина сидит на перилах и смотрит, как мы с Сантосом откатываем пушку. Я доверяю ему зарядить ее. Право поднести горящий факел мы предоставляем Кейси.

Когда пушка стреляет, извергая пламя и дым, они оба кричат от радости. Я присоединяюсь к их «Ура!», когда ядро падает в воду, оставляя за собою белый хвост на четверть мили.

– Еще разок? – с улыбкой спрашивает Хорхе.

– Почему бы и нет? – отвечаю я.

Мы по очереди заряжаем пушку, способную разносить в клочья целые корабли, и стреляем из нее. Я шесть раз гоняю Сантоса в оружейную за боеприпасами. Мы все, как пьяные, – со смехом заряжаем, стреляем, в ушах у нас уже звенит, лица черны от дыма.

– Питер, – беззвучно обращается ко мне Элизабет из своей комнаты, – не кажется ли тебе, что пора остановиться? Если вы будете продолжать в том же духе, с какой-нибудь проходящей мимо лодки вас заметят и сообщат властям.

Я вспоминаю о той мзде, которую плачу морской патрульной службе, и усмехаюсь:

– Кто станет обращать внимание на их сообщения!

И я в последний раз посылаю Сантоеа в оружейную. Должно быть, он уже устал, потому что на сей раз задерживается там дольше обычного. После этого выстрела я отсылаю Кейси и Сантоеа в дом и запираю оружейную уже без них. Все еще улыбаясь от удовольствия, полученного от стрельбы, тоже иду внутрь.

Я велю Сантосу сначала приготовить бифштекс для Элизабет. Потом, оставив людей в большой комнате, несу ужин жене.

– Хорошо повеселился? – спрашивает она, садясь на своем ложе.

– Прекрасно! – отвечаю я, усаживаясь рядом с ней и ставя между нами тарелку с бифштексом.

– Я по тебе скучала.

Ее признание удивляет меня:

– Я думал, тебе нравится днем быть одной.

– До недавнего времени нравилось. Но из-за ребенка я многое теперь чувствую совершенно иначе.