Мервин Пик - Титус Гроун

– Баю-бай, спи, красавчик наш, – бормотала еле слышно нянька, – правда ведь, он у нас такой замечательный? Ах ты, мой сладенький.

– Кто?! – закричала леди Гертруда с такой силой, что пламя свечей наверху тревожно заколебалось.

Конечно, от столь пронзительного крика ребенок моментально проснулся и заплакал, а нянюшка Слэгг испуганно попятилась.

– Как кто? Его сиятельство, малыш, – растерянно забормотала нянька. – Он у нас такой…

– Слушай, знаешь что? – тяжело задышала роженица. – Я хочу видеть его только тогда, когда ему исполнится шесть лет! А пока ступай. Заботься о нем хорошо. Найди в городе кормилицу. У кастелянши спроси старые бархатные занавески – она знает, такие зеленые… Ткани много, сшейте ему, что там нужно из одежды… Да, вот тебе золотое кольцо, подбери к нему цепочку и надень малышу на шею – пусть носит. Отныне мальчик получает имя Титус. А теперь иди и оставь дверь открытой на шесть дюймов.

Леди Гертруда тут же запустила руку под подушку и извлекла на свет небольшую тростниковую свирель. И тотчас комнату наполнили звуки заунывной мелодии. А нянюшка Слэгг, судорожно схватив на лету брошенное госпожой золотое кольцо, поспешно бросилась вон из комнаты, точно здесь было преддверие ада. Леди Гроун приподнялась – теперь грусть напрочь исчезла из ее глаз, уступив место почти детскому ликованию. Некоторое время женщина неподвижным взглядом смотрела на неприкрытую нянькой – как и было приказано – дверь. Потом леди Гертруда резко тряхнула головой и снова заиграла печальную мелодию. В комнате стало тише и темнее. Темнее потому, что белые кошки хозяйки были убраны отсюда по настоянию доктора. Надолго ли?

В любой день в году, независимо от происходивших событий, между девятью и десятью часами утра его можно было застать сидящим в Каменном зале. По издавна заведенному порядку, именно в это время лорду подавался завтрак. Этот зал испокон веков служил хозяевам Горменгаста столовой и за все время повидал немало, а при возможности многое мог бы поведать. Лорд Сепулкрейв мрачно оглядел овальное помещение, своды которого подпирали два ряда колонн – справа и слева. Потолок был раскрашен в бело-голубые оттенки, изображая небосклон, на котором резвились и преследовали друг друга нарисованные безвестным художником розовощекие купидоны. Тот, кто задался бы целью сосчитать ангелочков, все равно сбился бы со счета – не только потому, что их было нарисовано слишком много, но и потому, что со временем краски потускнели и трудно было отличить отдельные фигурки от изображенных там же пухлых облачков.

Несомненно, и лорд Сепулкрейв еще в раннем детстве обращал внимание на купидонов и даже пытался их сосчитать – конечно, безрезультатно. Не подлежит также сомнению, что сосчитать мифологических провозвестников любви пытался отец Сепулкрейва и что позже этим станет заниматься подросший Титус. Во всяком случае, лорд Гроун давно уже вышел из детства, и потому количество купидонов на потолке трапезной залы ничуть его не интересовало. Нарисованные в незапамятные времена купидоны были частью его жизни. Наверное, если кто-нибудь спросил бы лорда – любит ли он Горменгаст, Сепулкрейв бы немало удивился. В самом деле, замок стал его частью. С таким же успехом любопытствующий мог бы обратиться к любому человеку с вопросом, к примеру, любит ли он собственные уши или руки? Впрочем, хоть лорд Гроун и говорил всем, что не знает, кто изобразил ангелочков на потолке, он тем не менее кривил душой, потому как доподлинно знал: потолок Каменного зала расписал его прадед с помощью одного из лакеев, страстного любителя живописи. Кстати, потом этот лакей пал жертвой собственной неосторожности в этом же самом зале, можно сказать, на рабочем месте – он случайно сорвался с громадной лестницы, находясь под самым потолком и, естественно, разбился насмерть. А нынешний хозяин замка больше всего интересовался толстенными фолиантами в библиотеке, а в данный момент – хитрой работы фигурной ручкой на серебряном кувшине с вином.

Каждое утро тут повторялась одна и та же процедура – герцог Гроун с меланхоличным видом входил в зал и шел на свое место мимо бесконечно длинного стола с приставленными к нему одинаковыми стульями – шел туда, где уже терпеливо ожидали его лакеи.

Как только он приближался, слуги почтительно наклоняли головы, ожидая, пока господин сядет. Лорд садился на свое место и дергал за язык небольшой медный колокол, что был подвешен на специальной подставке по правую руку от него. Звон колокола был сигналом к началу завтрака. Слуги тоже садились за стол и принимались за еду – обычно их завтрак составлял хлеб, пироги с какой-нибудь начинкой и чарка рисового вина.