Мервин Пик - Одиночество Титуса

Но где же лица знакомые? Гепара исчезла, но где отец ее, неописуемый человечек без единого волоса на голове?

Казалось, зрители явились сюда из какого-то чужеземья – в толпе не было ни одного человека, не знавшего Титуса, он же не узнавал никого.

Стены вокруг, за спиною толпы, были увешаны флагами. Флагами, смутно памятными ему. Изодранными, забытыми, заброшенными. Что он делает здесь? Что, господи боже, он здесь делает? Чьи это тени? Чьи отзвуки? Где друг, который положил бы руку ему на плечо? Где Мордлюк? Где его товарищ? И что это за шум, похожий на рокот прибоя? Что же еще, как не урчанье котов?

И снова голос Гепары. С каждым приказом он становился резче. Свет изменился, сделав все вокруг еще более зловещим, перетворив все до последней детали, до малейшей веточки, облитой ныне едкой зеленью.

Титус, у которого тряслись руки, отворотился от толпы, намереваясь, как только спадет дурнота, подняться с невыносимого трона. Он отвернул не только лицо, но и тело, ибо вид этой поддельной зелени претил его душе.

И, отвернувшись, увидел то, чего мог бы так и не заметить, – семерку сов, сидевших на спинке трона, – и едва он увидел их, послышалось протяжное уханье. Уханье раздавалось где-то за троном, далекое и близкое сразу – впрочем, сами-то птицы были набиты соломой. Тьму за ними рассекала филигрань паутины, зеленой, как пламя.

Почти уж собравшийся встать, Титус застыл, вглядываясь в сверкливую сеть, чувствуя, как на него накатывает новая волна страха.

Когда он увидел сов, что-то неясное кольнуло его сердце. Поначалу сердце забилось в смутном волнении быстрее… в нервной дрожи, порожденной воспоминанием или повторным открытием. Не вернулся ли он туда, где все ему было знакомо? Не попал ли, одолев пространство или время, а то и оба сразу, в места, где воскресает давно минувшее? Не бредит ли он во сне?

Но волнение надежды оказалось недолгим. Он не спал. И не бредил.

Да Титус и бредил-то всего только раз – валяясь в горячке. Тогда-то он, сам того не зная, и предал себя в руки Гепары.

Все еще не удовлетворенная, но не утратившая великолепной властности, Гепара начала отдавать приказы своим приспешникам. И те сразу взялись за работу, расчищая проходы от трона – туда, где затаились в темном покое Двенадцать.

А следом она вдруг оказалась близ Титуса и обратила к нему непроницаемое маленькое лицо. Прекрасные губы ее подрагивали, словно алкая поцелуев.

– Ты был так терпелив и спокоен, – сказала она. – Почти как если бы и вправду оставался в живых. Видишь, я собрала здесь твои игрушки. Я ничего не забыла. Взгляни, Титус… взгляни на землю. Ее устилают ржавые цепи. Взгляни на цветные корни… посмотри… о, Титус, посмотри на листья деревьев. Был ли лес Горменгаст когда-нибудь так же зелен, как эти яркие ветви?

Титус попробовал встать, но на сердце ему налегла тяжким бременем немощь.

Гепара воздела, словно бы вслушиваясь, лицо. Но голос ее был уже не просто хриплым, в нем слышался скрежет…

– Впустите ночь, – крикнул этот новый голос.

Зеленое сияние сникло, луна вновь воцарилась на небе, и сотни лесных тварей подползли к стенам Черного Дома, забыв о совсем недавно спугнувших их ужасных красках.

Однако лунный пейзаж стал даже страшнее, чем прежде. Здесь не осталось больше людей, разыгрывающих пьесу. Не осталось притворства. Сама сцена исчезла. Исчезли актеры, игравшие драму странного света. Люди стали самими собою.

– Вот что мы придумали для тебя, милый! Свет, переменить который не может ни один человек. Сиди спокойно. Почему твое лицо так осунулось? Почему оно словно тает? В конце концов, тебя все еще ожидает сюрприз. Главная загадка пока впереди. Что такое?

– Донесение, мадам, со смотрового дерева.

– В чем дело? Говори быстрее.

– Здоровенный бродяга, и с компанией.

– Ну и что?

– Дозорный подумал…

– Пшел вон!

Перебой в монологе Гепары поднял Титуса на ноги. Что такое сказала она, отчего страхи его удвоились? Откуда этот ужас – не перед Гепарой, не перед кем-то еще, – ужас сомнения? Сомнения в собственном существовании, ибо где он и что он? Он один. Вот оно что. Один, и уцепиться ему не за что. Даже осколок кремня из высокой башни и тот потерян. Что теперь укажет ему дорогу? И что означали слова Гепары: «Почти как если бы и вправду оставался в живых»? Что подразумевала она, говоря: «Видишь, я собрала здесь твои игрушки»? Что пытается проломиться сквозь стены его сознания? Гепара сказала – лицо его тает. Откуда здесь совы? И мурлыканье котов? Белых котов.