Пирс Энтони - Суд над Роксаной

Разумеется, девушке вовсе не хотелось испытать перечисленные напасти, и она прониклась к уберегшему от них сердечном другу еще большим доверием и любовью.

Потом они вышли в сад, где ржали, потряхивая каштановыми гривами, конские каштаны, рычал и позевывал львиный зев, шипел шиповник. Девушка веселилась от души, а вот ее спутник, похоже, только прикидывался беспечным и беззаботным. Метрия приметила, что и кентавры пребывали в подавленном настроении. Видимо, они, как и демонесса, чуяли неладное, но не понимали, в чем дело.

Походя, они сорвали по сладкой сосульке, и Даг предложил состязание: кто первый рассосет свою, тот и выиграл. Ким радостно согласилась, и они двинулись дальше. Стоило им ступить под сводчатую арку, как их слух заполнился величественными звуками музыки: арка оказалась арк-естром. Особенно выделялись гогочущие звуки гус-лей и исключительно теплые, долгие ноты, издаваемые инструментом под названием дом-бра, похожим на утыканное настенными лампочками строение. За аркой открылся луг, поросший травой, из которой торчали кочки. Взобравшись на одну из них, девушка, впервые за этот день, сказала, что пейзаж выглядит как-то уныло, но спутник заверил ее, что это зависит от кочки зрения. Она снова повеселела, не замечая того, что ни юноша, ни кентавры не смеются. Девушка даже не заметила, как кончилась ее сосулька: она обратила на это внимание, лишь когда молодой человек поздравил ее с выигрышем.

Наконец их взорам предстал дивный закат, и она едва не разрыдалась от восторга.

— Я счастлива так, как не была за всю свою недолгую жизнь! Моя душа так и рвется тебе навстречу!

— Вот и замечательно, — откликнулся он и с этими словами припал к ее губам долгим поцелуем.

Кентавры вздрогнули: творилось что-то непонятное. Ким, похоже, съежилась и осела.

— Что со мною?! — в ужасе воскликнула она. — Мне так безнадежно душно.

— Ясное дело, — рассмеялся Даг. — Ты ведь теперь без души. Я ее высосал, как сосульку.

Останься у бедняжки сосулька, она, наверное, подала бы сигнал СОС и даже попробовала предъявить ее как улику, но, увы, было уже поздно. Вампир-душегуб, похищавший души посредством губ, иначе именуемый целовальником, в силу специфической методики совершаемых злодеяний, посмеиваясь, удалился. Кентавры уныло побрели за ним.

Метрия с состраданием и ужасом следила за тем, как опустошенная Ким брела не разбирая дороги куда глаза глядят. Однако, как пояснил звучавший за кадром голос Дженни, частички души девушки остались с теми, к кому она прилепилась душой еще до встречи с коварным целовальником. Например, с ее любимцем, зеленым дракончиком-паровичком, который вышел на ее поиски, не дал ей пропасть и отвел домой. Друзья собрали кусочки вместе, и это помогло ей выжить, но теперь она была лишь тенью прежней себя.

Ранее жизнь радовала ее, теперь же угнетала; место любви заняла жгучая ненависть. Движимая жаждой мести, она обзавелась острым ножом и изготовила потайные ножны, чтобы всегда держать орудие мщения при себе.

Однако обрывки души противились планам кровавого возмездия, а поскольку они были ей дороги, несчастная попыталась к ним прислушаться. Это было непросто, ибо в ней говорила горькая обида, и, чтобы разрешить внутреннее противоречие, девушка решила спросить совета у местного гуру по имени Кен. Роль его исполнил севший в позу лотоса с лотком на коленях и сумкой на животе бывший великан Велко.

— О мудрый Кен-гуру, как мне быть? — спросила она, изложив свою проблему.

Кен-гуру, прочитавши с утра, сидя на камне, камень-сутру, посоветовал ей забыть о мести, утешив тем, что душа может восстановиться даже из самой малой частицы.

Совет был очень хорош, но, по правде сказать, чтобы последовать ему, требовалось великодушие, какого у девушки не наблюдалось. А человеку, душа которого мала, идея мщения доступнее идеи прощения. Девушка помнила одно: она верила коварному целовальнику, а тот равнодушно отнял у нее самое драгоценное. И должен за это поплатиться.

Ей действительно хотелось убить его, но вместе с тем она отчаянно боялась, что он может прознать об оставшихся у нее кусочках души и вернуться за ними. Наедине с собой бедняжка сознавала, что она не была уверена в том, как поведет себя в такой ситуации. В конце концов, внушив любовь к себе, он овладел большей частью ее души, и смогут ли жалкие обрывки противиться зову своей основы? Не выйдет ли так, что при встрече она не только не отомстит, но покорно отдаст последние крохи и останется совершенно опустошенной? Иными словами, у нее отсутствовала уверенность не только в том, что его следует убить, но и в том, что она сможет это сделать. Сознание ее терзали чудовища, борясь с которыми она силилась обрести твердость и принять окончательное решение.