Пирс Энтони - Цвета Ее Тайны

Грот Мелы располагался неподалеку от Острова Иллюзий, еще недавно являвшимся главной местной достопримечательностью. Вынырнув на поверхность – волосы ее тут же приобрели золотистый оттенок – русалка не без удовольствия вспомнила, как в этих самых местах отловила приснопамятного принца Дольфа. Его спутникам, ходячим скелетам Косто и Скелли, не оставалось ничего другого, как выкупить своего подопечного за те самые опалы, что красовались сейчас на русалочьей шее. «Интересно, – подумала Мела, – как у них нынче дела?» Конечно, скелеты народ слишком уж тощий, но в остальном вполне приличный и если на чей другой взгляд женских прелестей у Скелли недостает, то для Косто такая подружка в самый раз.

С тех пор как волшебница королева Ирис покинула остров, иллюзий там почти не осталось; разве что обрывочные миражи хранили воспоминания о былом великолепии. Но кто знает, возможно, когда-нибудь какой-нибудь великий иллюзионист снова поселится здесь и даст возможность ничем не примечательному во всем остальном острову оправдать свое славное название.

Близ места впадения Провала в Восточное море Мела подплыла к берегу настолько близко, что прибрежный песок стал царапать ее атласную кожу, села на дно, вытянув перед собой хвост, и сосредоточилась. Довольно скоро чешуя с хвоста опала и сам он – вот ведь потеха! – сделался того же цвета что и грудь. Плавники превратились в смешные пятипалые ступни, а пролегшая по всей длине хвоста складка углублялась до тех пор, пока он не расщепился на пару неуклюжих конечностей.

Согнув эти дурацкие подпорки в узловатых суставах (Мела помнила, что сухопутные люди вроде бы называют их «коленями», хотя по другим рассказам олени являлись какими-то обыкновенскими чудовищами), русалка осторожно, стараясь не потерять равновесия, встала. Выходить на сушу ей не приходилось очень давно, и она с удовольствием обошлась бы без этого, но к превеликому ее сожалению, никто в Ксанфе не удосужился соединить замок Доброго Волшебника с морем хотя бы самым плохоньким каналом.

Немного постояв и привыкнув к странному положению (которое люди называют вертикальным, хотя вертеться в нем ничуть не удобнее, чем в любом другом), русалка медленно зашагала вперед. С каждым шагом ноги ее крепли и держалась она на них все увереннее, хотя как это получается, не имела ни малейшего представления.

Однако, справившись с одним затруднением, русалка тут же столкнулась с другим: прибрежный песок раскалился на солнце так, что жег ступни, к тому же весь берег оказался усыпанным гадкими острыми камушками, так и норовившими порезать нежные ступни. Эти дурацкие людские ноги мало того что с виду не могут идти ни в какое сравнение с изящным русалочьим хвостом, но еще и слишком чувствительны, чтобы на них можно было спокойно передвигаться. Впрочем, последнее затруднение удалось разрешить быстро, поскольку росшую неподалеку туфелышцу Мела заприметила еще с воды. Прихрамывая, она поспешила к дереву и сорвала две пришедшихся ей впору туфельки. Теперь ничто не мешало ей идти дальше.

Быстро приноровившись к ходьбе по суше, русалка решила не мешкая выбраться из Провала. Мешкать не стоило по двум причинам: во-первых, чем дальше от моря, тем выше и круче делались стены ущелья, во-вторых, в Провале обитал Провальный Дракон. О последнем знали лишь немногие, поскольку почти все, кому довелось с ним повстречаться, оказались съеденными и не имели возможности поделиться полученными впечатлениями.

Впрочем, и имевшиеся довольно скудные сведения о Провале стали доступными лишь сравнительно недавно, когда развеялось долгое время скрывавшее сам факт существования этого гигантского ущелья Заклятие Забвения. И хорошо, что развеялось – иначе она запросто могла бы нарваться ненароком на пресловутого дракона, а поди-ка удери от него на таких неуклюжих конечностях.

Мела невольно задумалась о том, как туго приходится наземным обитателям, вынужденным постоянно использовать столь неудобный способ передвижения, однако, поразмыслив, решила: с этих чудаков и не то станется.

Странные они все и недалекие, хотя некоторые живут очень даже далеко от моря. Все у них шиворот навыворот: скажем, водный народ вполне резонно называет обитателей суши сухарями, тогда как сами они именуют тем же словом нечто совсем иное, кажется, даже съедобное.

Впрочем, этому едва ли стоит удивляться: точно так же, как глубоководным обитателям свойственно глубокомыслие, живущие над поверхностью океана отличаются поверхностностью суждений.