Елена Малиновская - Безымянный Бог

Над великой империей бушевала гроза. Слепящие сполохи небесного огня вспарывали темное брюхо небес, но глухое недовольное рокотание грома приходило намного позже, когда казалось, что ответа уже не будет.

– Боги волнуются, – встревоженно переговаривались в деревнях. – Вон как беснуется Младшая Богиня. К чему бы это? Неужели она вновь собирается зажечь факелы войны?

Однако небеса не волновали пустые перешептывания и опасения никчемных людишек. Там шел куда как более важный спор. Лишь к утру ненастье стало затихать. И тогда на истрескавшуюся от долгой засухи землю упали первые капли благословенного дождя.

Старый воин из рода грозного Турия за всю ночь ни разу не вознес молитву своему покровителю. Он задумчиво почесывал бороду, вспоминая странного посетителя, явившегося к нему на закате.

– Научите меня владеть мечом! – не представляясь, почти приказал ему еще безусый юнец, едва только Рагон открыл дверь. – Вы умеете, мне рассказывали.

– Да как ты смеешь! – возмутился было старик столь наглой беспардонности, но тут же замолчал, с изумлением уставившись на золотую монету, непонятно как очутившуюся в его руке.

– Научите, – настойчиво повторил юноша. – Я щедро вознагражу вас.

– А ты, случаем, не разбойник? – мимоходом поинтересовался Рагон, завороженный выгравированным на монете четким профилем императора.

– Нет, – страшно ощерился незнакомец в подобии улыбки. – Я получил эти деньги не по своей воле. Но собираюсь потратить их так, как сам захочу.

– Хорошо, – буркнул старик, поспешно убирая золотой подальше от любопытных глаз. – Приходи завтра.

– Я буду на рассвете, – пообещал юноша и круто развернулся, намереваясь исчезнуть в светло-лиловом сумраке раннего вечера.

– Постой! – заполошно окликнул его Рагон. – Как звать-то тебя, малец?

– Риком кличь, – не оборачиваясь, кинул через плечо незнакомец. И ушел. А на закатном крае небес первая молния располосовала черные дождевые тучи.

Но, удивительное дело, гроза далеко стороной обошла небольшой клочок суши, входящий в архипелаг Запретных Островов, словно оберегая чей-то покой…

За всю ночь странная незнакомка, неведомым путем попавшая сюда, ни разу не проснулась. Лишь иногда, неосторожно повернувшись и потревожив правую руку, запястье которой было крепко перемотано цветастой тряпкой, она чуть слышно стонала. Багровые рубцы шрамов, столь надежно скрытые от чужих глаз, сегодня неожиданно налились огнем и пылали, но эта боль была не в силах привести Эвелину в чувство. Девушка уже неделю находилась в плену забытья.

Беременная женщина, оберегающая покой чужачки, покачала головой и, осторожно придерживая рукой огромный живот, подошла к кровати, собираясь переменить повязку на горячем лбу больной. И тут же отшатнулась в ужасе. В полумраке деревенского дома хищным красным огнем сверкнули глаза голодного дикого зверя. Моргнув, женщина поняла, что ошиблась. Это пламя свечи отразилось в расширенных зрачках незнакомки. Та пришла в себя и внимательно наблюдала за знахаркой.

– Не бойся, самое страшное позади. Добро пожаловать на Запретные Острова, чужестранка, – нашла в себе силы женщина радушно улыбнуться.

– Я знаю, – неожиданно с трудом проговорила Эвелина и, вновь проваливаясь в горячую лихорадку бреда, едва слышно выдохнула: – И рада этому.

Эвелина выздоравливала. Она то приходила в себя, то вновь надолго погружалась в тяжкое мучительное забытье. Но и днем и ночью ее окружали тени из прошлого. Девушка отдала бы многое, чтобы забыть все случившееся с ней в Академии. Не получалось. Никак не получалось. Снова и снова Эвелину посещали непрошеные воспоминания. И чаще всего перед внутренним взором вставала сцена последнего разговора с императором. Иногда Дэмиен являлся к ней во снах. Звал и уговаривал вернуться. Такие видения были настолько реальными, что на краткий жуткий миг девушка верила в свой проигрыш. Бегство, безумный полет – все напрасно, все зря. Ее нашли, и теперь император будет торжествовать победу. В такие ночи Эвелина просыпалась в липком поту кошмара, пугая гостеприимную хозяйку дома коротким вскриком ужаса.

Девушка застонала и резко перевернулась на узенькой неудобной кровати. Потом еще долго размеренно дышала, пытаясь справиться с приступом внезапной тошноты. Прошлого для нее больше не существовало. Ее предал род, предал дядя, который некогда клялся в том, что никогда не причинит племяннице вреда. Что в итоге? Лишь ненавистная имперская одежда черного цвета да шрам, как вечное напоминание перенесенного позора.