Ирина Шевченко: Там, где горит свет

А парень решил все-таки сходить.

Накануне книжку про фей от корки до корки прочел и весь вечер писал что-то, даже с Люком играть отказался, хоть тот и упрашивал, а Софи, когда она спросила, что за писульки, ответил, что секрет и, может быть, ничего еще и не выгорит.

Но выгорело.

— Вот, держи. Только сразу не трать. — Она только-только вернулась с работы домой, по дороге из лавки заглянув на рынок за керосином, а постоялец с ходу всучил ей тонкую стопочку банковских бумажек.

— Что это?

— Да вроде бы деньги, — удивился вопросу парень. — Пусть у тебя будут, ты лучше знаешь, что в дом покупать нужно.

— Откуда столько?

Тьен усмехнулся:

— От господина Бертрана Брю. Получили сегодня вместе с автографом. Да, Люк?

Он подмигнул путавшемуся под ногами «напарнику», с которым ходил днем на встречу с писателем, и Софи за голову схватилась. Стянула шапку и спрятала в ней лицо.

— Вы… Ты… — Слов не было на такую бесшабашную наглость ответить. Но выдавила кое-как: — Ты сказочника ограбил?

Представился добродушный длиннобородый старичок в старомодном сюртуке и с клюкой, у которого бессовестный вор вытянул из кармана кошелек, лишив последнего нажитого.

— Чего? — переспросил оскорбленно парень. — Кто кого ограбил? Люк, мы кого-нибудь грабили?

— Не-а, мы не г’абили! — звонко подтвердил малыш.

— Но деньги… — Софи совсем растерялась.

— Продал писаке кое-какие историйки, — объяснил Тьен. — И идею для романа — может, напишет. Почитаем.

— Продал? Свои сказки? — догадалась девочка.

Раньше ей и в голову не пришло бы, что за такое возможно денег выручить. Но сказки у Тьена были расчудесные, таких наверняка ни в одной книжке нет… А теперь будут.

Уже за ужином, хорошенько все обдумав, снова завела эту тему:

— Ты же мог сам книгу написать. Тогда бы все знали, что это твои сказки, а не какого-то Брю.

Милый старичок в ее сознании превратился в толстого сквалыгу, наживающегося на чужом труде и фантазии.

— Написать, наверное, мог бы, — согласился, поразмыслив, парень. — Но издать — вряд ли. А у этого Брю каждый год новые книги выходят. Имя, договоры с издательствами… — Он заметил ее удивленный взгляд и пожал плечами, отвечая на не озвученный вопрос: — Да, знаю об этом немножко. Когда-то один человек рассказывал. Тоже пытался книжки писать, не сказки, а серьезные вещи. Он в последнюю войну воевал, повидал многое. Потом профессору одному записки продал, тот их в свои труды включил. И истории остались, и Михалу деньжат перепало. Михал — это тот человек, что мне о книгах рассказывал. Умер он уже… А я с лета на кладбище не был…

Тьен вдруг застыл, глаза словно остекленели, и цвет их уже не казался таким ярким. Софи сделалось страшно, и она поспешила накрыть ладонью его лежавшую на столе руку, чтобы он оттаял от ее тепла, а не превратился в ледяную статую.

— Я и к Лансу не пошел…

Глаза у парня совсем потемнели, и Софи еще крепче сжала его пальцы.

— Давай завтра сходим, — предложила она тихо.

— Куда? Я не знаю. Кладбище, что за церковью Святой Варвары, и Михал там. А где могила…

— Там смотритель есть, у него все записано. Нужно имя назвать, он подскажет, где найти, — скороговоркой проговорила девочка, как будто промедли она хоть секунду, случится что-то непоправимое. И добавила после паузы, опустив голову: — Мама тоже там похоронена, а мы с Люком еще осенью крайний раз ходили.

О сказках забыли. Договорились на следующий же день, как только она в лавке освободится, сходить на кладбище.

Но уже поздно вечером Софи заглянула все-таки к постояльцу. Не уснула бы, если бы не спросила.

— Ты теперь воровать совсем не будешь?

Даже если книжек писать не станет, можно же и другую работу найти. Вот на рынке грузчики всегда нужны, или почтальоном пойти — в прошлом месяце на почте объявление висело, в мастерскую слесарную помощником, замки-то без ключа открывать научен… Только не коммивояжером!

— Не знаю. Как карта ляжет.

Вроде и не пообещал ничего, но все равно спокойнее стало.

На кладбище пошли через два дня.

У Тьена там друг и старый книжник Михал, у Софи — мама и бабушка. Бабуле, когда еще отец с ними жил, успели гранитное надгробие справить, а у мамы второй год деревянная табличка. Вор-не вор, квартирант-не квартирант пообещал по весне этим делом заняться, сказал, нормальные плиты поставят, и маме, и Лансу, потому что у того тоже пока только табличка была…

После кладбища ему словно легче стало, не замыкался уже в себе, не отмалчивался. Чудил, правда, иногда по-прежнему, но уже не пугал. И гулять с ними вечерами ходил, и сказки опять Люку рассказывал, и с железной дорогой они с ним играли, пока Софи по дому хлопотала.