Ирина Шевченко: Там, где горит свет

— Все равно он тебя не запомнит, — ответила она, опуская братишку на дорожку. — Не успеет.

Ему нечего было на это возразить. И говорить было уже не о чем. И некогда: поезд вот-вот подадут, а нужно еще добраться до вокзала…

— У меня есть немного денег. Я взял бы больше, если бы знал… — Он достал из кошелька две смятые банкноты, присовокупил к ним две серебряные монеты и три медяка и протянул девочке. Потом вынул из кармана часы на длинной цепочке. — Это для Люка…

— Смотри, Люк, — воскликнула девочка с наигранной веселостью, — добрый сударь подарил тебе еще и часики!

Мужчина не выдержал этого, развернулся, не прощаясь, и быстрым шагом пошел прочь от их дома.

А у Софи теперь были деньги на новое платье, но ее это отчего-то совсем не радовало.

К Иветте Валет ходил с весны. Только к ней. И не потому, что денег не брала. Воротило от шумных борделей и вшивых размалеванных девок. А у Иви — своя квартирка, чистая и ухоженная, и сама она не потасканная еще, не пропитая в хлам, не прокуренная, как те шалавы, что по-за углами с кем ни попадя трутся: миленькая, мягонькая, уютная какая-то что ли. Ну и денег не брала. Говорила, и с клиентов хватает, а Валет ей — для души. Правда, тот, хоть убей, не понимал, каким боком тут душа. Да и, деньги деньгами, а с пустыми руками ни разу не появлялся. То конфет принесет, то колечко какое или цепочку — не из краденного, хоть и за краденное купленное. То платок, бывало, то чулки, вот как теперь.

— И куда мне такие? — Иви наморщила носик, на котором под слоем белил прятались золотистые веснушки. — Серые, как у…

— Порядочной девушки, — подсказал с порога завалившийся на кровать Валет. День выдался суматошный, устал, что тот фабричный.

— О, так вот тебе какие нравятся! — Неподдельная обида искривила подведенные алой помадой губки.

— И такие тоже, — не спорил вор. — Одевайся, гулять пойдем.

— На кой?

— Не на кой, а на набережную.

— Как порядочные? — угадала Иветта и надулась еще больше.

— Вроде того.

— Надо очень! — Девица плюхнулась на пуф у туалетного столика, взяла щетку и принялась остервенело взбивать густые рыжие кудряшки. — Хочешь, сам иди. А я найду, чем заняться. И с кем…

Брезгливо брошенный на пол серый чулок вдруг оказался обернутым вокруг ее шеи, и Иви вздрогнула, почувствовав, как медленно затягивается петля.

— В-валет… Ты чего? — испуганно прошептала она, как завороженная глядя в отразившиеся в зеркале глаза стоящего за спиной парня. Шелковая удавка становилась все туже…

— Ничего, — усмехнулся вор, отпуская чулок. — Не хочешь на ногах — на шее носи, как шарф. Не хочешь на набережную — оставайся, я и один прогуляюсь.

— Хочу! — крик остановил его уже в дверях. — Очень хочу, правда.

— Тогда одевайся, — разрешил Валет. — И умойся. Я внизу подожду.

Выйдя на улицу, он извлек из кармана портсигар и вытащил тонкую папироску — теперь покупал только такие, хоть и стоили они недешево. По сложившейся уже привычке погладил пальцем белую розу и достал спички. Отвернулся от ветра и тихо выругался, закусив мундштук: на противоположной стороне улицы стоял, опираясь на трость, высокий темноволосый господин в дорогом костюме — бывший владелец только-только вернувшегося в карман портсигара.

Тьен моргнул. Секунда — и уже никого.

Среда. Незнакомец всегда являлся ему по средам и пятницам. Уже месяц.

Иви, без белил и румян, со всеми своими веснушками, с собранными рыжим венчиком кудряшками, в закрытом синем платье с белым отложным воротничком и с небрежно болтающейся на согнутой руке сумочкой «под крокодила», ничем не напоминала слободскую бланкетку [1] Бланкетка — проститутка, имеющая «бланк» — разрешение от жандармского управления и состоящая на врачебном контроле. . Обычная девушка. Может, курсистка, а может, горничная в богатом доме. С такой не только на набережную, но и на передвижную выставку сходить незазорно, или в кофейню к художникам на чтения… Так не поймет же.

— Идем?

Вор галантно, как видал, бывало, со стороны, подставил руку, и Иветта, насмешливо поджав губки, вцепилась в рукав его почти нового, серого, в модную полоску, пиджака.

Неспешно прогуляв подругу до закрывшегося на ночь почтамта, Тьен свернул на ведущую в центр улицу. Выйти к реке можно было и быстрее, но тогда пришлось бы топать через вонючий рыбный рынок и мимо верфей — маршрут никак не подходящий для запланированного вечернего променада. То ли дело — ровные, мощенные гладкой плиткой тротуары, стекленные витрины больших магазинов, желтые шары фонарей вдоль дороги. И публика приличная… Так и тянуло задеть плечом какого-нибудь разряженного франта, вежливо извиниться и шагать дальше уже с его часами и запасным бумажником на случай непредвиденных расходов…