Юлия Галанина - Кузина

Большой Пёс – старинный союзник Ориона. Не знаю, устоял бы Орион в Третьей Войне Созвездий, если бы не помощь Большого Пса. Скорее всего, нет. А так ничего, выжили. Только цвет знамён стал траурным, чёрным…

Голова заныла с нешуточной силой. Наверное, потому, что в яму спустились ещё женщины. Лишай послал крепь установить.

И сразу воздуху в пересчете на каждого стало меньше. А он и так тяжёлый, подземный.

Все вместе мы сначала поставили столбы с вырубленными наверху У-образными выемками. На выемки легли поперёк штольни толстые жерди-опоры, а на них повдоль – плотно-плотно – наложили настил из жердей же.

Пустое пространство, оставшееся над настилом, туго забили теми камнями, что Выдра выковырял из стенки проходки вместе с золотонесущими песками. По выражению тех, кто долго здесь сидел: «чтобы не гремело». Иначе может быть обвал.

Правда, никакая крепь не спасёт от Золотого Змея, – так шепчутся вечерами женщины в бараке.

Что это за зверь такой, я не знаю. Тут и обычных-то змей нет, не живут они в местах, где притаилась вечная мерзлота, холодно им.

Скорее всего, это какая-то пакость-неприятность, связанная с работами в штольнях. Называют же горняки взрывоопасный газ, скапливающийся в туннелях каменоломен, «дроздом».

Голова ныла. Даже дышать стало тяжело: когда женщины уехали в бадье наверх, я ещё долго стояла в стволе, глотая воздух и страстно мечтая побыстрей оказаться на поверхности, отдышаться вволю.

Может быть, я почувствовала себя так мерзко ещё и потому, что все спустившиеся пялились на меня, словно думали, что гном напарницу здесь сырой съел, и давно похоронили, а я без спросу взяла, да и воскресла.

Во время работы постоянно ловила быстрые любопытные взгляды, наверное, разглядывающие продолжали надеяться, что если страшный маленький убийца шести человек меня не сожрал, так хоть обкусал кое-где и следы его зубов остались на радость окружающим.

Глупость, конечно, несусветная, мне глубоко плевать, как на меня смотрят.

Дело всё, видно, в том, что дом я вспомнила. А лучше не вспоминать – только душу травить. Такой роскоши, как упиваться страданием, здесь себе позволять нельзя. Я уже заметила, чем меньше думаешь о прошлом, тем меньше болит голова.

Аль-Нилам, Ориониды – это всё осталось там.

Здесь надо жить с чистого листа. И следить, чтобы гружёная тачка с доски-дорожки не уходила.

Тогда, если получится, я доживу до лета. И всё-таки проснусь посреди ночи…

Недолго солнышко светило.

Оттепель быстро кончилась, снова пришла зима. Вот и причина нашлась, почему голову так ломило: к перемене погоды.

И опять засвистел ветер, тучи заволокли небо. И горы, и долину засыпало снегом, словно и не было тех оттаявших пригорков. Всё заново послушно стало белым.

Отступивший было холод – вернулся во всей красе.

Мы неплохо сработались с гномом, копошились себе в четвёртой яме, выгрызая золотоносную породу, и были теперь в более выигрышном положении, чем те, кто стоял наверху у ворота, ежась под ледяным ветром.

Понемногу, во время скупых бесед в обеденный перерыв, выяснилась причина, почему гнома отправили сюда.

Это Лишай договорился: над его шеей свой топор висел, мы обязаны были выдать определённое количество золота, получалось же меньше. Не сразу на россыпь встали, пески золотоносные были тяжёлыми – камня много. А сил у нас мало.

Гном же играючи делал за день двойную норму, и Лишай с Кирпичом воспряли духом.

Поселился гном не в общем бараке, а в старой землянке, вырытой ближе к реке. Он умудрился сам её восстановить, подновил насыпь на крыше, сложил печь-каменку. Получилась вылитая нора, только что с трубой.

Клин лишь ощерился в ухмылке, явившись после осмотра гномова жилья.

– Хозяйственно недомерок устроился, чистый барсук. Ему всё одно сидеть пожизненно, убивцу. Без выхода в жильё.

Это сообщение было встречено в бараке с одобрением: кому-то ещё хуже, чем всем.

Из мира без магии возврата нет, это правда, но и здесь можно устроиться по-разному. Заключённый может выкупиться, перейти в разряд поселенцев. Для этого надо добыть определённое количество золота.

Ту породу, что доставали за день, потом промывали, намытое золото Лишай взвешивал, ссыпал в кожаный мешочек и прятал в сундук. И записывал, сколько сегодня взяли.

В намытом золоте у каждого была своя доля. Которую Лишай же и определял.

Больше всех получала разбитная девица не первой свежести по прозвищу Муха, она грела его постель, и в силу этого была на лёгкой работе: варила еду. Еда получалась не очень. Остальные девушки, обойденные при выборе, шипели, что там она работала в борделе и клиенты звали её не Муха, а Ленивая Муха. Это они отчаянно завидовали.