Андрей Лазарчук - Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I

– Не стреляй, – сказал Алексей, боковым зрением уловив её невольное движение. – Он уже готов…

Но чудовище, внезапно опустившись на четвереньки, сделало ещё несколько стремительных прыжков – и зацепилось за бампер! Алексей резко повернул руль, машину закружило и едва не опрокинуло, раздался скрежет – чудовище отлетело к деревьям, вскочило – и вдруг остановилось… Сейчас оно походило на вставшего на дыбы голого медведя. Кто-то – собака?.. не может быть… но – четвероногое и мохнатое, – метнулся в траве наперерез ему, и чудовище вдруг рухнуло – во весь рост… Несколько "собак" набросились на него сверху. За ними тянулись какие-то верёвки, и этими верёвками они стремительно опутывали ревущего отбивающегося зверя…

– Меня сейчас вырвет… – простонала Саня.

– Крепись. Окошко можно открыть.

– Никто не запрыгнет?

– Тут только бегают… и ползают…

От глотка свежего воздуха ей стало чуть легче.

– Это был… настоящий человек? – спросила она погодя. Они опять ехали очень медленно, и Алексей внимательно всматривался в дорогу.

– Не знаю, – сказал он. – Может, и был когда-то…

Степь. Побережье. Север

Далеко на севере континента, на пустынном берегу, так и именуемом: Пустынный берег, – сейчас стояли восемь тёмно-синих шатров в окружении повозок с высокими, выше человека, колёсами. Стороннему наблюдателю долго пришлось бы ждать, чтобы увидеть хотя бы тень движения в этом не слишком понятном лагере. Иногда целыми днями никто не показывался из шатров.

Тёмно-синий цвет был цветом проклятия…

Но в утро двадцать первого дня месяца апреля лагерь вдруг ожил. Маленькие служки заб егали стремительно, скатывая длинные кошмы и шерстяные верёвки, которыми лагерь был обнесён от пауков, змей и духов, забрасывая наверх полотнища шатров и запрягая в повозки крупных медлительных лошадей, которые за ночь пришли из степи, услышав зов. Разборка шла стремительно и на первый взгляд бессистемно, но уже через полчаса всё тот же наблюдатель, которого не было, заметил бы, что из ровного круга лагерь превратился в подкову. Потом, не замечая служек, вышли двое в таком же тёмно-синем до пят и в багровых на головах тюрбанах. В руках у них были тонкие деревянные флейты. Люди в синем встали у концов «подковы» и заиграли.

Такую музыку нельзя слушать долго. Шелестящий посвист и тихие, но невыразимо тоскливые вскрики… Но люди в синем играли и играли.

Настал полдень. С юго-востока пришёл ветер. Наверное, он не нёсся над волнами моря, а падал с высоты, потому что был сухим, льдисто-холодным и будто бы разрежённым. Всё, на что он попадал, мгновенно становилось тоньше, легче, пустее.

Люди играли.

Туман начал подниматься от волн. Ветер срывал его с низких гребней, выхватывал из впадин. Море седело на глазах, покрывалось непрозрачной пеленой. В прорывах её волны казались чёрными.

Тучи не наползали, а рождались здесь же, рядом. Только что небо лучилось светом – и вот уже оно в дымке, а вот – нет неба. Будто в зеркале отразилось седое море: такие же бегущие под туманом валы, такая же чернота в глубине…

Волны выкатывались, ворочая камни, под ноги людям в синем, но и рёв волн, и рокот камней не могли заглушить странную музыку. Ветер рвал их одежду, ледяной коркой покрывал трепещущие полы – но это не значило ничего. Музыка делалась всё страшнее. Крики замученных душ звучали в ней.

Парус возник вдали, белый наклонный парус. За ним ещё и ещё один.

А потом из шатра, стоящего в глубине подковы, из единственного, которому служки не завернули полог, шестеро таких же в синем вынесли к волнам стоячий паланкин. И когда они поравнялись с музыкантами, те разом опустили флейты. Лица их были чёрны, как нёсшаяся к ним вода в разрывах туманного войлока.

Паруса скользили наискось к волнам. Искусные моряки держали в них ветер, не позволяя волнам догнать лодки. Берег был хотя и каменист, но пол ог…

В версте к югу первая гаяна вылетела на берег, проламывая борта и днище. Рядом с нею легла почти целая вторая.

Третью отнесло чуть дальше, но и она благополучно, пропахав собою песок и мелкую гальку, выкатилась за линию прибоя.

Не имели в этот раз моряки целью соблюсти целостность своих судов…

Двадцать семь отважников и девятнадцать крестьянских парней, взятых носильщиками, и с ними моряки, вытаскивали из лодок тяжёлый груз. Молодой чародей по прозванию Сарвил, отбежав от прибоя, воткнул в землю свой посох и стал лихорадочно-быстро вычерчивать знак волчьего солнца. Туда, под охрану знака, и тащили, торопясь успеть, борясь с ветром, валящим с ног, и оскальзываясь на мокрых заледенелых камнях, свою ношу славы, моряки и носильщики.