Симона Вилар: Ведьма и князь

Но было еще кое-что, что не давало покоя Игорю. В один из последующих дней вызвал он к себе советника Асмунда и спросил, отводя глаза и словно смущаясь:

– Что, Асмунд, не появлялась ли в Киеве моя чародейка, милая Малфрида?

Спросил, не осмеливаясь взглянуть на сурового варяга: Асмунд привык говорить без обиняков, мог и на смех поднять. Ведь иные нынче заботы у князя, нечего про бабу расспрашивать. И только когда молчание стало затягиваться, Игорь перестал теребить пряжку на ремне и взглянул на советника. Странно выглядел Асмунд. Обычно спокойный и уверенный в себе, он нервно покусывал ус, мял край корзно, и глаза его бегали по сторонам, словно воевода опасался встретиться взглядом с князем-правителем.

– Ну? Говори! – уже решительнее потребовал Игорь.

– Что тебе та Малфрида, князь? – не сказал, скорее пробурчал Асмунд. – Ну, была, потом ушла – так и леший с ней! Ты ведь знаешь, какая она. От нее больше мороки, нежели толку.

__ Что-то раньше ты другое говорил, когда она мне советы давала да с людьми моими умела столковаться.

Асмунд, наконец, посмотрел в глаза князю.

– Не встретила она тебя – значит, ты ей не нужен. И это все, что скажу.

Игорь даже опешил от неожиданной резкости Асмунда. А еще советник... почти друг. Все они тут подле Ольги стали ее цепными кобелями. Все ее охраняют, о ней лишь пекутся. Ну, ничего, он еще разберется и с Ольгой, и с ее советниками. А там и Малфриду велит отыскать. Не могла она его просто так оставить. Он помнит, как она ладонь разрезала, кровью клялась, что они еще встретятся. Что придет она к нему...

Тоска тоской, но дела отвлекли князя. Ромейские послы, присланные от византийского базилевса Романа, должны были видеть, что русичи признают заключенный с ними договор и приносят присягу о мире. И вот, когда в эту на редкость дождливую весну выдался наконец погожий денек, Игорь велел собраться всем нарочитым [129]мужам с родами своими на Горе перед капищем Перуна-Громовержца, дабы поклялись они оружием и златом, что отныне мир у них с ромеями.

Много народу тогда явилось для присяги. Византийцы стояли отдельно, надменные и нарядные в своих пышных хламидах и в золотых обручах на голове. А русичи – кто также в хламидах по ромейской моде, кто в накидках и мехах, в золоте чеканном, в наручах и высоких шлемах, в пышных шапках. Игорю приятно было видеть, что его люди не уступают гостям из самого Царьграда и держатся все с достоинством. А жены и дочери их – нарядные, пригожие, украшены драгоценными камнями и золотом. Иная матрона византийская могла бы позавидовать. Сам же Игорь с княгиней восседали на помосте в богатых креслах, рядом стояли важного вида рынды [130]с позолоченными секирами на плечах.

Один из обученных ромейской грамоте бояр громко зачитывал людям текст договора. Народ слушал, порой кивал согласно, порой усмехался. А когда пришло время, и волхвы выложили перед изваянием Перуна священные мечи и золотые амулеты, люди стали важно подходить к ним, протягивали руки, громко произносили положенные слова. Игорь внимательно наблюдал за принесением присяги. Вот подошел его первый воевода, ярл Ивор, вот приблизились послы от родичей князя Володислава Псковского и Предславы, от Глеба Новгородского поклялись, от его жены, разумницы Сфандры. Потом и Асмунд сурово и важно произнес слова клятвы, Свенельд стал подходить, возмутив послов из Царьграда пурпуром своей богатой накидки. По их ромейским понятиям, в пурпур могли одеваться только базилевсы и их ближайшая родня, а тут какой-то варвар нацепил почти царские одежды. Один из послов даже указал на это князю, однако Игорь, словно не расслышал. Князь был странно бледен, вцепившись руками в резные подлокотники, он подался вперед. Смотрел во все глаза – и сам себе не верил. Ибо там, подле варяга Свенельда, стояла высокая статная женщина, одетая в светлую парчу и в жемчуга. Из-под ее опушенной мехом шапочки с легкой вуалью на грудь спадали длинные черные косы. Она держалась немного за Свенельдом, но по всему было видно – это его боярыня. Но Игорь, словно не мог в это поверить. Смотрел, узнавая... даже дыхание пресеклось.

Рядом оказался верный Асмунд.

– Угомонись, князь. Не Малфрида это. Я сам с ней беседовал, сам расспрашивал. Вроде и похожа на твою чародейку, но не она. – И проворчал в сторону. – Намекал ведь Свенельду, чтобы боярыню свою князю не показывал.

Игорь постарался взять себя в руки. Откинулся на спинку кресла, опустив глаза, глядел то на позолоченные острые носки сапожек, то на крытые сукном ступени возвышения. Заставил себя отвлечься, наблюдая за переминающимся с ноги на ногу княжичем Святославом, стоявшим между креслами отца и матери. Мальчик щурился на солнце, потом потянул в рот палец, стал сосредоточенно сосать. Княжичу явно наскучило торчать тут, однако, едва Ольга, протянув унизанную перстнями руку, вынула ему палец изо рта и шепнула что-то негромко, Святослав вновь покорно застыл, прильнув к подлокотнику ее кресла. Строптивый княжич был на диво послушен матери, на отца же поглядывал с интересом. Сейчас, почувствовав на себе взгляд князя, улыбнулся застенчиво и ласково. В другое время Игоря порадовала бы улыбка сына, но сейчас он будто и не заметил ее.