Джин Вулф - Воин Арете

Она закричала, указывая на них рукой. Спускались сумерки, так что всадников различить было трудно, особенно если перед этим смотреть на огонь. Впрочем, через минуту я уже хорошо видел их на фоне деревьев, которые росли вдоль ручья: девять человек, вооруженных копьями. Эгесистрат встал и поздоровался с ними на фракийском наречии, а я проверил, легко ли выходит мой меч из ножен, заметив, что и чернокожий шарит рукой в поисках своих дротиков. Надо отметить, что у Эгесистрата, у меня и у чернокожего имеется по паре очень хороших дротиков; Ио говорит, что Эгесистрат купил их в Пактии, городе, оставшемся позади, на юго-востоке. У Эгесистрата еще есть легкий боевой топор с длинной рукояткой – обычное оружие мидийцев, – украшенный золотыми инкрустациями и накладками. У чернокожего имеется обоюдоострый кинжал, тоже, по-моему, мидийской работы, но с бронзовой отделкой, как и мой меч.

Когда Эгесистрат заговорил, он поднял чашу с вином, и я понял, что он предлагает всадникам выпить с нами вина. Один из фракийцев что-то ответил.

Я не понял, что именно, но по его тону догадался, что он от угощения отказывается. Я шепотом сказал Ио, что от нее в схватке все равно никакого проку, и велел спрятаться на берегу. Она кивнула и как будто подчинилась – отошла от костра в темноту, хотя вряд ли достаточно далеко.

Конники приблизились к костру. Тот, что отвечал Эгесистрату, что-то сказал, и Эгесистрат надел мех с вином на протянутый ему фракийцем конец копья. Всадник поднял копье, и мех съехал прямо ему в руки. Он сделал несколько глотков неразбавленного вина и передал мех своему соседу.

Эгесистрат жестом указал на небольшую кучку наших вещей – похоже, хотел показать, что вина у нас больше нет.

Фракиец указал копьем в сторону чернокожего и опять что-то сказал.

– Опусти оружие, – велел чернокожему Эгесистрат, и тот подчинился, воткнув дротики в мягкую землю. Я еще подумал, что легко можно было бы убить этого фракийца, метнув в него дротик, лежавший рядом со мной. А если бы их предводитель оказался убит, остальные наверняка тут же умчались бы прочь. Во всяком случае, мне так казалось, но дротик метать я не стал.

Фракиец объехал вокруг костра и остановился возле Элаты. Он жестом приказал ей встать ближе к огню, чтобы лучше видеть ее. Она только головой качнула, вся дрожа. Тогда фракиец направил своего коня прямо на нее, искусно им управляя, так что мощная грудь жеребца нависла прямо над Элатой, и заставил ее отступать к огню.

В конце концов она задела конец горящей ветки, и та, шевельнувшись, разметала костер, подняв сноп красных искр. Элата вскрикнула, Эгесистрат закричал на фракийца, но другой всадник двинулся на прорицателя и толкнул его. В тот же миг дротик чернокожего со свистом поразил этого фракийца прямо в глаз; острие его как рог выскочило у конника из-за уха. Мне, конечно, следовало тоже метнуть дротик; но я почему-то решил ударить предводителя фракийцев мечом – снизу, под ребра – и, когда он упал, отрубил ему голову, поразившись тому, что мой меч такой острый. Я и не знал этого.

Тогда остальные фракийцы бросились было прочь, но вдруг развернулись и опустили копья. Я хотел было снять путы со своего коня, надеясь успеть до того, как они бросятся в атаку, но путы с него оказались сняты. Он был взнуздан, Ио держала его за повод. Едва я вспрыгнул ему на спину, как раздался громкий топот коней.

Но то была вовсе не атака фракийцев! В одно мгновенье, точно ураган, налетевший во мраке ночи, вокруг замелькали длинноволосые всадники; один из них пронесся прямо через костер, раскидав горящие уголья, так что за ним будто огненный шлейф потянулся.

Я бросился следом за ними и тут же был "вознагражден": стрела проткнула мне ухо. Зато больше не пришлось никого убивать – остававшиеся в живых фракийцы бежали. Между тем я достиг места, где только что была схватка.

Какая-то раненая женщина (я сперва принял ее за мужчину) билась на земле среди мертвых тел; на губах ее пузырилась кровь, она тщетно пыталась глубоко вздохнуть. (Еще не спешившись, я услышал, с каким ужасным звуком хлюпает рана у нее в груди!) Я разорвал на ней тунику и перевязал несчастную, закрыв рану мхом и стянув полосками ткани. Только теперь я убедился, что это женщина, ощутив под руками ее грудь. Вернулись ее подруги, однако, увидев, что я затягивал последний узел на повязке, не стали вмешиваться.

Мы прикрепили плащ к древкам двух копий и перенесли раненую к костру.

Эгесистрат зашил ее рану жилами, смоченными в вине. Я знаю, он не верит, что она выживет. Впрочем, не верю в это и я. А вот Элата уверена, что женщина будет жить.