— Ну, как вы думаете, — сеньор Беркадо с чувством превосходства глядел на своих собеседников. — Что это такое?
— И что же? — Необ был невозмутим. — Никак задняя лапа скорпиона?
— Ты почти угадал. Это не задняя, это передняя лапа саархабского скорпиона. Вот его боевая клешня… Ага, каково?
— И что же ты так долго молчал, — покачал головой молодой обжора. — Я бы давно уже на каждом углу об этом трепался. Такое чудовище завалить…
Сеньору Алессандро не нужно было заглядывать в мешок, он отлично представлял, что в нем лежит: многосуставчатая лапа, серая с бурыми проплешинами, с сосульками свалявшейся шерсти, с разверстой, но уже безопасной клешней. Наверняка, левой, потому что правая клешня была раздроблена мечом сеньора Алессандро еще в самом начале битвы и вряд ли годилась теперь для подобных демонстраций.
Рыцарь Беркадо не понравился сеньору Алессандро сразу, с того самого момента, когда он затеял отвратительную охоту на беззащитного грызуна, отважившегося совершить отчаянную вылазку в зал. Как только прозвучало заявление о победе над саархабским чудовищем, в душе сеньора Алессандро начало разрастаться чувство отвращения к бесчестному человеку, лжецу и наглецу, посмевшему присвоить себе чужие заслуги, и он заговорил:
— По-моему, принц Фаурэт обещал наградить того, кто привезет ему глаз и сердце скорпиона. О ногах и лапах, пусть даже изрядно клешнятых, в Указе Фаурэта ничего не говорится.
Резко повернув голову, рыцарь Беркадо посмотрел на вступившего в разговор чужака с такой яростью, что, казалось, он проткнет сеньора Алессандро взглядом, словно двумя хорошо отточенными клинками.
— Я изрядно покромсал его, — успокоившись и вновь отвернувшись к своим собеседникам, проговорил сеньор Беркадо. — И мне кажется оскорбительным какое бы ни было недоверие к моим словам.
— А чем вы ответите мне, сеньор Беркадо, если я обвиню вас во лжи? Вы не убивали саархабское чудовище. Ну!
Молчание длилось недолго.
— Во двор, сеньор… Не знаю вашего имени.
— Конечно, — усмехнулся сеньор Алессандро, — во двор. Во дворе и решаются любые споры и неловкие ситуации… А если случайно погибнет тот, кто прав… Ну что ж, не беда. Просто никто так и не узнает имени настоящего победителя саархабского скорпиона.
— Уж не вы ли этот славный герой?
Сеньор Алессандро невесело улыбнулся и вышел из-за стола. Взяв в руки кувшин с вином, он подержал его, словно готовясь отпить, потом быстро, но аккуратно поставил на место и, наконец, ответил на вопрос кивком головы: «Да».
— Но самое главное, сеньор Беркадо, предъявляя доказательства, я не буду ссылаться на небрежное обращение с мечом. У меня есть и глаз, и сердце скорпиона… Вот так… А сейчас — во двор. Там будет финал нашего разговора, сеньор Беркадо.
— Ладно, посмотрим, что за птицу занесло в наши края. Проверим на прочность этого скорпионьего героя.
С грохотом опрокинув скамью, на которой сидел, сеньор Беркадо протопал к выходу. Необ поспешил за своим товарищем, зато обжора задержался у стола, набивая рот кусками мяса и вливая следом вино. Пять человек, оказавшихся в это время в зальчике и слышавших весь спор, кто с некоторой неловкостью, а кто не скрывая удовольствия в предчувствии хорошего развлечения, тоже потянулись к двери. Сеньор Алессандро поймал себя на мысли, что с любопытством наблюдает за людьми и их реакцией на происшедшее. Он вышел последним.
На улице знойный полдень моментально показал свой несносный характер. Липкая тягучая жара не давала людям дышать, сковывала движения, гнула к земле, «уговаривая» прилечь где-нибудь в тени и расслабиться, не двигаться совсем. Все, не считая основных участников конфликтов, прятались от солнца, сбившись под навесом. Время тянулось медленно.
Наконец из-за угла таверны, ведя на поводу коня, показался оруженосец рыцаря Алессандро.
— Эй, Маручио, — в словах сеньора Алессандро послышалось удивление. Почему ты оседлал Серого? Что, мой конь стал непригоден для поединков? С ним что-нибудь случилось?
— Да нет, сеньор… — оглянувшись на присутствующих, Маручио снизил голос до шепота. — Когда я начал по вашему приказанию… Тут Серый… Он так просился — я не мог отказать. Вы ж помните, у него какие-то предчувствия. И не в первый раз.
— Я все помню, Маручио, все, — сеньор Алессандро вздохнул. — Ладно, даже лучше, что сам Серый так… поступил. Со времени песчаной бури у Билдердмижеса, то есть вот уже пять дней почти, я… хорошо понимаю твоего коня… Что ж, копье я вижу, а щит и меч где?
Читать дальше