Пол Андерсон: Чёлн на миллион лет

— Чудесный вид, — задумчиво произнес Пифеос. — Наверное, наш берег — прекраснейший во всем мире.

Ханно приоткрыл рот, будто намереваясь поведать о других прекрасных бухтах, какие довелось повидать, но передумал и сказал наконец:

— Значит, постараемся вернуть тебя сюда в целости и сохранности. А это будет ох как непросто.

Три корабля продолжали плыть и ночью, при луне. Их капитаны не рискнули заходить на карфагенскую территорию — ни в Гадейру, ни в Тартессос [2] Предположительно Юго-Западная Испания (Гадейра — древнее название Кадиса). — и предпочитали держаться как можно мористее даже после заката. Матросы роптали — но ведь на знакомых путях ночное плавание не было чем-то неслыханным, а нынче самый факт пребывания в океане будоражил их сильнее всего остального.

Корабли были совершенно одинаковыми — так легче держаться строем, охраняя друг друга. По всем признакам они принадлежали к торговым судам, хотя главным их грузом были хорошо вооруженные воины и подобающее им довольствие. Черные корпуса были более узкими, чем обычно, зато в длину достигали нескольких сот футов; на высокой корме крепились два рулевых весла, а на носу, над волнорезом, гордо поднимались украшения — лебединые головы. Центральная мачта несла квадратный главный парус и треугольный верхний. Спереди мачты располагалась небольшая рубка, а позади — два гребных шлюпа для буксировки корабля в безветрие, а в настоящей беде — для спасения жизней. На парусах можно было идти, по-видимому, курсом до восьмидесяти градусов к ветру, но, конечно, очень медленно и неуклюже, — была и более гибкая оснастка, но тогда паруса теряли ветер. Сейчас попутный бриз позволял держать около пяти узлов.

Ханно вышел на палубу. В каюте, которую он поневоле делил с другими, человеку его привычек было нечем дышать. Поэтому он частенько спал наверху вместе с теми из матросов, кому подпалубное пространство тоже казалось чересчур тесным и смрадным. Завернувшись в одеяла, они располагались на соломенных матах вдоль фальшборта. При лунном свете доски белели, были иссечены беспокойными тенями. Тянуло прохладой, и Ханно плотнее закутался в хламиду. Постанывал ветер, перекрывая рокот волн, скрип бортов и снастей. Корабль мягко покачивался, принуждая мышцы напрягаться и танцевать в такт.

По правому борту, неподалеку от бочки впередсмотрящего, на фоне яркой лунной дорожки выделялась чья-то фигура. Узнав Пифеоса, Ханно подошел к нему со словами привета:

— Здравствовать тебе и радоваться! Что, тоже не спится?

— Надеялся провести наблюдения, — отвечал грек. — Не так-то много выпадет нам столь ясных ночей, верно?

Ханно вгляделся в забортную мглу. Над водой дрожали, отсвечивали, искрились дробные блестки. Призрачно кружилась пена. Фонарей на реях было почти не видно, хотя такие же фонари на других судах кое-как различались: они мерцали, покачиваясь. На отдалении, величину которого за мешаниной движущегося света и теней было не угадать, поднималась смутная громада — Иберия.

— До сих пор нам везло с погодой, — заявил Ханно. Заметил в руке у Пифеоса угломер, спросил: — Разве от этой штуки в океане есть какая-то польза?

— Конечно, на берегу она сработала бы точнее. Если бы мы могли… Ладно, подожду. Вне сомнения, когда обе Медведицы поднимутся выше, измерять будет легче.

Ханно бросил взгляд на указанные созвездия — в сравнении с восходящей луной они совсем потускнели.

— Что ты, собственно, хочешь измерить?

— Хочу установить положение северного небесного полюса точнее, чем делалось до сих пор. Видишь, две самые яркие звезды Малой Медведицы и третья, крайняя в ручке ковша, образуют как бы три угла четырехугольника? Четвертый угол — это полюс. Таково, по крайней мере, общее мнение.

— Знаю, — отозвался Ханно. — Я же как-никак штурман.

— Извини, позволил себе забыть. Слишком сосредоточился на своем. — Пифеос горестно хмыкнул, потом заговорил энергичнее: — Если бы уточнить правило большого пальца, представляешь, какую подмогу это оказало бы морякам! Еще важнее это было бы для географов и космографов. Раз уж боги не пожелали поместить какую-нибудь звезду точно на полюсе или рядом с ним, приходится выкручиваться в меру наших способностей…

— Такие звезды были в прошлом, — произнес Ханно. — Были в прошлом и появятся снова в будущем.

— Что? — Пифеос уставился на финикийца с удивлением, но призрачные отсветы мешали вглядываться. — По-твоему, небеса изменчивы?