Вадим Нестеров - В бой идут 2

— Ну видим, — кивнула Семеновна. — Какое-то чань-бо. И что? Мить, хорош интриговать, вступление затянулось. Давай уже, колись — что это за птица.

— Это шест чань-бо. Боевой посох буддистских монахов. Слово «бо» означает «посох», «чань» — лопата. Иногда называется «фанбьянчань» — «монастырская лопата» или просто «чань». Как вы уже догадались, ведет свое происхождение от банальной лопаты.

— Да уж догадались, — мрачно подтвердила Татьяна. — У Ольги — боевые грабли, у меня — боевая лопата, что там дальше будет? Боевой рубанок для Патрика? При умелом использовании состругивает половину головы врага!

— Зря иронизируешь, — парировал я. — Я не большой спец в холодном оружии, но даже я знаю, что масса видов оружия представляет собой не что иное, как переродившиеся мирные инструменты. Особенно в Азии, где часто простолюдинам под страхом смерти было запрещено владеть боевым оружием. Вот и возникали всякие боевые серпы и боевые косы, про боевые молоты я уж молчу. Те же популярные в моей молодости нунчаки — не что иное, как трансформировавшийся крестьянский цеп для обмолота зерна. Причем сначала они были гораздо больше и служили, в основном, для сбивания всадников с коней.

Так вот, про твой «чань-бо». В смутные времена одной из обязанностей монахов было захоронение трупов, в изобилии валяющихся где попало, чаще всего — по обочинам дорог. Голыми руками это делать было затруднительно, вот отправляющиеся в путь монахи и брали и собой лопату. А поскольку времена смутные, то и использовали ее не только по прямому назначению — лопата оказывалась весьма полезной, когда надо было отбиться от диких зверей или лихих людей. Потом рукастые мужики, которых хватает во все времена и во всех культурах, инструмент чутка поправили, чтобы удобнее использовать было, добавив к выпуклому лезвию еще и вогнутое. А колечки на лезвиях — это замена традиционному монашескому колокольчику, который своим звоном предупреждал всех о том, что идет монах и не худо бы одарить его подаянием, набрав плюсиков в карму. Ну и ловушка для вражеских мечей и копий, да, не без этого. Чань-бо был весьма распространен во всех буддистских странах и пользовался неизменным уважением. В Китае, например, именно чань-бо были вооружены герои двух из четырех великих романов [106] В Китае имеются общепризнанные «четыре великих романа всех времен и народов» или «четыре классических романа». Это исторический роман с воюющими армиями и дворцовыми интригами «Троецарствие», боевик про боевые искусства и похождения 108 благородных разбойников «Речные заводи», фентези «Путешествие на Запад» и семейная сага aka любовный роман 18+ «Сон в красном тереме». Все они, естественно, многотомные, чтобы надолго хватало. Интересно также, что первый их них, «Троецарствие», написан в XIV веке, условно говоря, во времена Ивана Калиты, а последний, «Сон в красном тереме» — в конце XVIII века, по-нашему — во времена правления Екатерины Великой. Эти книги до сих пор являются стержнем китайской литературы, к ним масса отсылок в любом современном романе, их читают, перечитывают, учат в школе, экранизируют в форме сериалов, полного метра, компьютерных игр и аниме, причем, как вы понимаете из последнего слова — не только в Китае. — «Речные заводи» и «Путешествие на Запад». В первом им воевал бывший пограничник Лу Да, ставший монахом и принявший имя Лу Чжишэнь. А в «Путешествии…» чань-бо орудовал перевоспитавшийся демон Ша Сэн или Ша Уцзин, более известный как «Песчаный монах».

— Понятно, — прокряхтел Митрич. — А грабли это тоже буддистское оружие?

— Нет, — вынужден был признаться я. — О связях граблей и буддизма мне ничего не известно.

— Тогда недоказуемо, — вынес вердикт Митрич. — Вполне может быть и случайным совпадением. Еще указания на буддизм есть?

— Есть! — я не собирался сдаваться. — Светлана не зря своих крыс считала.

— Ой, да перестань, — поморщился Митрич. — Ну была шестьдесят одна крыса и что с того?

— Нет, крыс было восемьдесят три, — вмешалась директорша. — А вот лут, который Тарасик понес старосте, составил ровно шестьдесят хвостов — часть крыс вылечили и они убежали, ну и хвост ганешиного скакуна нам тоже не достался.

— Вот! — я опять поднял палец. — А что вам, друзья мои, известно о символике цифры «шестьдесят» в буддизме?

— Ничего не известно! — проворчала Семеновна. — Я тебя, темнила, сейчас стукну! Скоро уже Тарас с призами вернется, а ты все сидишь, кота за хвост, чтобы не сказать большего, тянешь. Рассказывай давай!