Дарелл Швайцер - Маска чародея

Я стоял совершенно неподвижно, дрожа и прислушиваясь к шуму воды, мягко накатывающейся на берег, и к отдаленным почти неслышным крикам призраков в тростниках вдоль берегов Реки Смерти. Я слишком хорошо помнил и эти звуки, и этот обволакивающий, хриплый, грязный ветер. Прислушавшись получше, я различил глухой отдаленный гром сердцебиения Сюрат-Кемада, великого бога-крокодила, который и есть сама Смерть.

Возлюбленная Луны действительно знала дорогу в Страну Мрака. Она ушла туда сама. Мне же оставалось лишь стоять на перекрестке дорог и читать все отрывки, какие я только мог вспомнить, из молитв по умершим.

И снова Луна, бывший на самом деле Декак-Натаэ-Цахом, заплакал, но его слезы не потекли по моим щекам — заплакать сейчас было бы святотатством.

Убедившись, что возлюбленная чародея ушла окончательно и безвозвратно, я вернулся в комнату со стеклянными фигурками, оторвал от стула ножку и разбил ею все статуэтки, не оставив ни одной. Мечущиеся духи заполнили комнату, в воздухе повис шепот душ, освободившихся из своих хрупких роскошных тюрем.

Я помолился и за них. Когда все они исчезли, я остался в одиночестве в комнате, наполненной битым стеклом.

Вернувшись в лабораторию, я по-прежнему крепко сжимал ножку от стула и с явным подозрением поглядывал на окна с цветными стеклами. Мне понадобилось довольно много времени, дабы сообразить, что из такого стекла выполнены все окна во дворце, и что они были, по всей видимости, работой самых обычных ремесленников.

Больше я никогда не входил в эти комнаты. Я никогда не спал в кровати своего предшественника. Все то время, пока я жил в Городе-в-Дельте, я спал на раскладушке в библиотеке.

Тем утром, когда я сидел на своем высоком черном стуле в лаборатории, невыспавшийся, с затуманенным взором, ко мне явился отец. Он кружил за спинкой стула, расхаживая взад-вперед, так что видеть его я не мог.

— Твой поступок был ребяческой глупостью, Секенр. Нельзя выбрасывать орудие до того, как научишься его использовать. Магия боли Декак-Натаэ-Цаха могла в конце концов оказаться ключом к решению твоей проблемы. А теперь ты никогда не узнаешь ее тайн.

— Отец, — нетерпеливо и немного сердито перебил я, — вся моя проблема заключается лишь в следующем: можно ли стать чародеем, не делая зла, не совершая преступлений? Скажи мне это, отец.

Он рассмеялся. Я страшно на него разозлился.

— Ах, молодые все такие моралисты, — сказал он. — Они так критичны, так уверены, что многие вещи ничего не значат. Секенр, твоя проблема заключается в том, станешь ли ты чародеем вообще, сможешь ли выжить и подчинить себе магию до того, как тебя подчинит кто-то еще.

— Нет, отец. Ты ошибаешься.

— Я? Посмотрим.

— Уходи, отец. Я больше не хочу говорить.

Он еще долго продолжал расхаживать за спинкой стула. Когда звуки его шагов затихли, я отправился бродить по саду с подстриженными в форме самых разных фигур живыми изгородями и громадными поникшими белыми цветами, которые в Стране Тростников почему-то называют Саваном Покойника. Как подходит к моменту, подумал я.

Но здесь не было ни малейшего признака смерти — все жило и радовалось: и кустарники живых изгородей, и цветы, и птицы на ветках, громкоголосно возвещавшие о восходе солнца, и даже два моих раба, мирно спавшие на каменных скамейках.

Я долго стоял там, разглядывая их и размышляя о том, что, хотя я считался придворным, важным сановником, доверенным лицом и другом царицы Хапсенекьют, эти рабы были в каком-то отношении гораздо счастливее меня — им была гарантирована уверенность в собственном будущем, которой у меня никогда не было. Да, они совсем скоро умрут, согнувшись под бременем лет, в то время как я могу прожить еще века, а они отправятся в утробу Сюрат-Кемада, как идет туда каждый, кто имеет душу, с Начала Времен, но именно это и внушало им уверенность в завтрашнем дне. Они были людьми. Они останутся людьми. Все, что время и обстоятельства могут сделать с ними, читалось, как в раскрытой книге, все было просто и ясно.

Но у меня, чародея, впереди все было завешено покровом тайны, передо мной открывался бесконечный лабиринт. Декак-Натаэ-Цах, сидевший со своей возлюбленной на склоне горы, без сомнения, и представить себе не мог, что однажды он поселится в Городе-в-Дельте изуродованный до неузнаваемости, что все его будут боятся и ненавидеть, что его ждет страшная смерть от древнего врага, которого он сам когда-то убил, и что он в результате окажется в голове у мальчишки из Страны Тростников, Секенра, среди многих других чародеев. Не было и намека на то, что в конце концов будет с Декак-Натаэ-Цахом. А кто знает, что будет с Секенром? Нить судьбы обоих осталась такой же запутанной, как и прежде.