Сергей Раткевич: Меч Рассвета

– Ну? Теперь-то все будет хорошо? – негромко прошептала Шенген, обнимая своего супруга.

– Пусть оно только попробует быть как-нибудь по-другому, – улыбаясь, ответил Эруэлл, обнимая жену, – Пусть лучше даже и не пробует, не то мы ему так врежем…

– Что за простонародное, не королевское выражение, любимый? – мягко укорила его Шенген. – Твой полководец будет очень недоволен, а твой Министр Двора будет громко плакать.

– Линард все равно найдет повод поворчать, – откликнулся Верховный Король. – А у Винка не будет времени на громкий плач, у него свадьба скоро. Что касается всего остального… если оно все-таки посмеет пойти как-то не так и ненароком обратит на себя наше высочайшее монаршее внимание, то мы, преклонив свою царственную мысль, как следует изучим означенный вопрос, посоветуемся со всеми нашими советниками, призовем на помощь мудрость всех наших мудрецов, учтем тонкости придворного этикета, справимся о надлежащих обычаях и церемониях, а потом засучим рукава… и как врежем!

– Папа! Я тебе маму привела! – вскричала Богиня, и Фарин, вздрогнув, уронил бокал с топталовкой.

– Эрналь, любимая… – выдохнул он. – Ты – в гости или…

– Или, – ответила Эрналь, дочь Богини Любви. – Дочка мне столько про вас рассказала, что я…

И она бросилась в его объятия.

– Эрналь, милая, а как же твоя мать? – спросил Фарин.

– А бабушка решила сменить гнев на милость, – ответила Богиня, жена Тенгере. – Она все ж таки Богиня Любви, а не злости…

– А заодно она дала нашей дочери право получить наконец имя, ибо род ее занятий определился сам собой и с полной несомненностью, – сказала Эрналь.

– Вот как? – спросил Фарин. – Они там наверху наконец признали очевидное? Защитница, ведь так?

– Да, любимый, – кивнула Эрналь.

– А называть имя будет… Тенгере! – позвал Фарин. – Живо дуй сюда, не то опоздаешь!

– Что случилось? – спросил Тенгере, входя в дверь.

– Есть целая куча новостей, одна другой лучше, – ухмыльнулся Фарин. – С которой начинать?

Вместо ответа Тенгере поклонился Эрнали.

– Я и сам могу назвать все твои новости, – улыбаясь сказал он. – У тебя, Фарин, появилась жена, а у меня, соответственно, теща. Имя моей жены – Лаэрни, я придумал его уже давно. Она – богиня-защитница таких остолопов, как я.

– А ее божественный атрибут? – недовольно спросил Фарин.

– Лаэрни, любимая… – подмигнул жене Тенгере.

И Богиня, сорвав с себя сияющий нимб, одним движением швырнула его в небо, наподобие метательного диска. Нимб со свистом исчез в сияющей синеве, а потом вернулся и лег точно в руку.

– Ее атрибут – метательный нимб, – объявил Тенгере.

– С этими ясновидящими всегда так, – вздохнул Фарин. – Только соберешься им сюрприз устроить, а они уже все заранее знают…

– Тоже мне – нашел проблему, – вздохнул Арилой. – Это у меня вот – проблема…

– А у тебя что за проблема? – удивился Фарин. – Самогонный аппарат сломал?

– Да при чем тут самогонный аппарат, – вздохнул Арилой. – Тут другое… ты у нас теперь семьей обзаводишься, а значит, плаката наша холостяцкая компания…

– Тоже мне, проблема! – фыркнула Лаэрни. – А мы и тебя женим. И будете дружить семьями.

И Арилой притворно схватился за голову.

Когда Курт проснулся, было еще темно.

Или уже?

Поздний вечер или ранее утро?

Нет, кажется, все-таки утро.

И почему это с утра пораньше у него всегда такое ощущение, будто его Мур по лбу как следует треснул? Стыдно быть великим магом и не уметь просыпаться с веселой улыбкой. Надо бы Агларию попросить, пусть научит.

Курт зевнул и попытался на ощупь найти лежащую рядом Агларию, но ее там не было. Вот так вот, в кои-то веки собрался научиться чему-то путному, а учитель-то и отсутствует!

Вместо Агларии нащупался какой-то длинный твердый предмет, больше всего похожий на…

– Мур! – удивленно выдохнул Курт.

– Курт, нам пора! – решительно объявил Мур.

– Какое пора? Куда? – Даже величайшего из магов можно сбить с толку, если разбудить его ни свет ни заря, да еще и ударом по лбу!

– Как это – куда?! – возмутился посох. – Нам давно пора совершить какой-нибудь великий подвиг!

– Тебе что, Йоштре приснился? – зевнул Курт. – Какой еще подвиг?

– Я же сказач какой – великий, – терпеливо, как маленькому, пояснил посох. – Что здесь непонятного?

– У тебя что, набалдашник с трещиной?! – возмутился Курт. – Я – семейный человек. Ты – семейный человек. Зачем нам какие-то подвиги? А будить меня в такую рань – и вовсе свинство!