Дмитрий Гаврилов - Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы

— Как же тогда Сварожич, столь сильный, могущественный, справедливый не разделается с Ругивладом сам?!

— Никакое волшебство не сравнится с чудесами, что творим мы, смертные! — молвил Свенельд, — Боги рано или поздно уйдут, как удалился на покой даже сам Род, а мы, люди, останемся! И еще. Думаю, зажился я на Белом Свете. Не гоже воину Свентовита умирать в постели. Я поеду с девушкой и разделю ее участь. Я знаю, кто нам поможет или даст совет.

— Добро, Свенельд. Отговаривать бесполезно — ты сам себе хозяин, и у меня нет власти над тобой. Так, не возьмешь ли кого из воинов на подмогу?

— На верную смерть никого не возьму, разве лишь того паренька. Он и так себе места не находит, как отца пленили. А маленький отряд приметить труднее, — отвечал Свенельд, сверкнув единственным глазом.

— Не отдам я Кулиша! Кто, как не он, знает тайны чужеземца.

— Ничего он не ведает. Твой волхв, — Станимир опустил очи, — вона сколько сидел над его берестой — ничего не разобрал. А с метательной машиной Творило и один управится.

— Нет! Из мальца добрый воин выйдет, а так, погибнет парень и пресечется род Манилы, — отпирался Волах.

Станимир согласно кивнул.

— Милая, нельзя к ним! Ну, куда же ты! Волах шибко гневаться будет! — Медведиха загородила дверной проем, расставив руки.

За ее могучей, округлой во многих местах фигурой едва угадывался силуэт Ольги.

— Всё равно пусти!

— Да, что же с тобой поделаешь! Ну, ступай!

Невысокого роста, сложенная, как богиня, прекрасная в гневе, девушка могла бы в этот миг соперничать с самой Зеваной. Заплетенная в косу волна мягких темно-русых волос, спускавшаяся ранее до самой талии, а теперь, собранная в узел, пряталась под легким шеломом. Ольга, одетая словно безусый молодой дружинник, только на ногах у ней были черевья, прошла мимо оторопевшей от такого напора Медведихи и оказалась в горнице. Волах встал, приветствуя ее. Подслеповатый Станимир даже не взглянул в сторону Ольги, точно был виновен в чем-то. Тяжело поднялся и Свенельд, расправляя широкие богатырские плечи.

— Добром прошу, Волах! Дай мне уехать! Тошно здесь, да и вам спокойнее будет.

Новый жупан удивленно посмотрел на волхва — неужто и тут поспел, старый хрыч!?

Не дождавшись ответа, Волах махнул рукой:

— Не могу я тебя неволить, дочка, — так он называл Ольгу с тех пор, как погребальный костер унес в Светлый Ирий душу прежнего жупана, — Но помни! Опасность будет грозить повсюду. Не вышло бы худо!

— Хуже, чем теперь, не станет! Буревид винит меня в смерти сына. Киевский князь домогается моей любви. Чужестранец обещался вернуться за мной к Великим Овсеням. Но я не достанусь никому, я выбрала свой путь.

— Страшно? — спросил ее Свенельд.

— Вот еще, — храбрилась она.

— Тогда, может, нам по дороге? — подмигнул он единственным глазом.

— А ты со мной поедешь? — удивилась она.

«Все, успокоилась девка», — подумал Волах.

— Куда, коль не секрет, конечно, — слегка улыбнулся Свенельд.

— Я скажу. Только скорее, — кивнула ему Ольга.

— Так тому и быть, — сказал Волах, положив ладонь на стол и давая понять, что беседе конец.

Еще не началась седьмица, как древний витязь и с ним девушка покинули Домагощ.

Ехал бы себе Ругивлад, ехал, не сворачивая, да раскинулось перед ним широкое поле. А на поприще том рать лежит побитая, печенежская рать, иноземная.

— Эй, есть кто живой! Кто побил войско большое?

— Дурак ты, а еще волхвом называешься. Во-первых, не «побил», а подавил! — отозвался кот, высунув морду из заплечного мешка, — Это только в сказках раненные сто лет кряду могут на поле валяться и путь указывать. Разве ослеп? Воронье трупам глазки повыклевало, тление всюду и смрад стоит. Двинулись! Какое тебе дело до горемык? Любопытство замучило?

— Ты сидишь там? Вот и сиди, помалкивай! — ответил словен зло, но сам подумал, — А ведь, прав, кошак. Хоть и балаболка, а умен, зараза!

— Угу! — послышалось в ответ, и кот притих.

Тронулись дальше, да проехали недалеко. Ветер снова донес запах разлагающихся трупов. Вторая пажить пред ними открылась, больше первой. Глядь, и здесь рать лежит, будто раздавленная, лошади да люди вперемешку. А меж трупов и костей рыскают степные звери.

Осмотревшись, Ругивлад приметил вдалеке здоровенный камень. А у скалы той, вроде, всадник. Может, читает что, а может — думу думает? Подъехал ближе и диву дался — то совсем не камень, и не холм какой, а голова великанская! Лежит себе, точно сенная копна, да храпит.