Дмитрий Гаврилов - Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы

Кто ж не помнил прежде о Словене? Он и заложил крепость гордую при истоке из Ильмень-озера. Тем и славен первый князь. Не сыскать мудрей волхва, не найти счастливей воеводы! Шли несметные полки славян, шли на запад, да на север. А в походах пили пращуры — осушали реки бурные. Стереглись тевтоны соседа, дорожили готы миром.

Как рождались по земле славянской дети — были взяты все ко двору княжьему. И велел их Словен воспитывать, точно родные ему, со старанием. И росли люди верные, да учили воеводы ревностно, особливо с юных лет не искать доли легкой, а пытать судьбу, не щадя трудов.

Хладно море Варяжское, суровы его покорители. Нет житья словенам — то поморянин нагрянет, то рыжий свей. И обрушился князь на противников. За Словеном шли сыновья его, а при них-то млады сотоварищи. Стал владыкою стран полуночных Словен, князем стал над князьями, и привлек сердца щедростью да правосудием. С тех-то пор земли на севере прозвались Славию.

А особливо чествовал князь тех мужей ратных, что проливали кровь за него. Щедро награждал, но и жестоко наказывал. Он не жалел себя, но и не щадил тех, кто шел за ним. И тогда разделил Словен полночные земли на пять частей да вручил их достойным людям, на которых надеялся, и имел над всеми свое попечительство. Сам же князь собрал многочисленный флот и ходил до самого батюшки-Дона, воевать водою и сушею народ скифский. Вслед за ним и Север шел на Юг. В покоренных селениях и городищах ставил он столпы великие: «Словен завоевал сию страну честным оружием».

На четырнадцатом году по устроении Великого Новагорода возвращался он из свейской стороны. Старый был, слепый был, и принял смерть на берегу быстротекущей Мсты-реки. Над могилою дружины Словеновы пригоршнями насыпали велик курган, украшали его трофеями…

Затуманились очи княжеские. Сам не свой сидит Владимир-князь, говорит:

— Пой еще, гость мой — калика!

— Я сыграю, князь! — отвечает певец. — Прикажи подать зелена вина, и потешу я слуг твоих ратных да бояр вельможных.

— Добро! Эй! Вина гостям!

И вновь закружилось, завертелось веселие на пиру на княжьем. Гости досуха напивались, наедались они достыта, и опять пошла у них похвальба промеж собой. Иной хвастает несчетной казной золотой, другой хвастает резвым скакуном, третий об удаче своей молодецкой толкует. А об калике все забыли. Сидит Дюк угрюм — ничто не радует купца.

— Ты чего, гость Волынский, не ешь, не пьешь, безутешен сидишь. Отчего ничем не хвалишься? Иль не нравится тебе мой богатый пир? — спросил князь, — Ну-ка, скоморошина! Потешь-ка нас песнею!

И послушные желанию Владимира грянули разноцветные скоморохи, разодетые в бабье платье. Громко, фривольно грянули, под дружный смех гулящих мужиков:

Отвернулся гость заморский от шутов гороховых:

— Ай, прости ты меня, Красно Солнышко! Но ества на столах мне не в радость, и былички — не к заботам. Да скажи, сделай милость — ты судил ли моего товарища?

Как он спросил, так гости приумолкли.

— Я сужу, Дюк, по чести и по совести! — с расстановкой выговаривал Владимир, а взор его блестел от гнева, — В том виновен Фредлав, что напал варяг на дружинников моих. Но коль скоро в том не имел он корысти и стоял один супротив десяти — я варнака помилую. Отпущу Фредлава на все четыре стороны, коль положит кто за него велик заклад. Слово мое княжеское крепкое — каждый знает, и от слова своего не отступлюсь!

— Я поставлю за него таков заклад! — отвечал Дюк Волынянин.

Только он это вымолвил, из угла дальнего темного вставал калика. Говорил чернец такие речи:

— А и мудрый ты, Владимир князь! Видно, славен тот варяг, что против десяти выстоял. Неужели, Дюк, да не выручим мы храбра молодца? Ты не примешь ли, Красно Солнышко, в тот велик заклад и мою долю — злату чашу, что несу с собой из чужих земель? Больно тяжела ноша для перехожего — пусть послужит она делу доброму.

Стали гости над нищим насмехаться, громче всех Фарлаф да Чурила Пленкович:

— А откуда ж у тебя, чернец, столько золота? Не ограбил ли кого в чистом поле?

Но князю уж больно чашу охота было увидать, он и кивнул калике:

— Я приму твою долю в заклад Дюков — но сперва покажи, коль похвастался! Смотри, гости мои и так на золоте едят…

Как достал переброжий диковину — так у насмешников челюсти и поотвисли.

— Говорят, Владимир князь, не простая моя чаша — всяк, кто к ней прильнет — либо прошлое узрит, либо грядущее! Только для глотка немало нужно смелости.