Вадим Панов - Тень Инквизитора

В радиусе двух миль вокруг храма полностью прекратилась подача электроэнергии, заглохли автомобильные двигатели, сели все батарейки и аккумуляторы, погасли все огни. Но электричеству было куда деваться: вспыхнуть мощной искрой, небольшим взрывом, уйти в землю, наконец, а вот у переполнявшей колдунов магической энергии выхода не было, и она рвала своих хозяев на части.

— Яна, тебе тоже плохо? У меня дрожь дикая, еле держусь!

«Конечно, в Инге почти не осталось энергии», — вспомнила девушка. И прошептала:

— Потерпи, подруга, я… я скоро.

Хотелось выть.

— Слушай, а это не могла сделать та девица в красном? — стуча зубами, поинтересовалась рыжая. — На крыше? У нее ритуальный круг начерчен и жертвенный столб… — Инга помолчала. — Нет. Ее тоже колбасит.

Голос рыжей доносился издалека, прерывался волнами дикой судороги, но Яна поняла, услышала и поняла: Инга нашла цель, которую предвидел Сантьяга. Ее цель.

— На… на ка… на какой крыше?

— Комиссар, что происходит? У нас дикие помехи. Поля с ума сходят, все линии сплелись в хоровод… У вас там Инквизитор! Комиссар! Немедленно уходите! В храме работает Инквизитор!!

Рация отчаянно надрывалась, но помочь, увы, не могла.

Четверо мужчин корчились от боли на холодном асфальте площади. Четверо: трое высоких, причем один — настоящий гигант, и малюсенький карлик. Они извивались, не в силах побороть выжигающий внутренности огонь, рычали, царапали рукотворный камень, но, как ни странно, несмотря на спавший морок, мало кто видел эту странную сценку: все внимание людей было приковано к сияющему храму. За агонией наблюдали двое: Кортес, напряженно сжимающий рукоять катаны, и молодой монах.

— Время… — простонал Сантьяга. — Кор… Кортес… удачное… врем…

Наемник не услышал — догадался. Ушастый карлик ошибся: комиссар терпеливо сносил удары татов не для того, чтобы открыть глаза Глебу, а ожидая наилучший, идеальнейший момент для уничтожения божественных лордов — живых Источников семьи Тать. Бурлящая в них колоссальная энергия была безопасна во время работы святого, более того — сделала лордов беззащитными перед нападением обыкновенного человека. Чела.

Кортес обнажил катану, медленно подошел к хрипящему на земле Нару и, спокойно прицелившись, быстрым и аккуратным ударом отсек гиганту голову.

Отец Алексей перекрестился.

Наемник отшвырнул голову подальше от тела, перевел взгляд на Нура и только сейчас услышал полустон-полушепот комиссара:

— Глеб… Кортес… главное Глеб… убей……ба…

Глеба?

Здоровяк полз к ограждению. Из всей четверки он переживал атаку святого проще, ведь магической энергии в нем было меньше, чем у остальных. Да, она раздирала его изнутри, но колоссальная сила позволяла Сухорукову превозмогать боль. И Глеб полз. Полз, задыхаясь от терзающего внутренности пламени, полз, ломая об асфальт ногти, полз, потому что гиперборейская ведьма пошла убивать…

— Чио!

— Убей… Гле… ба… Глеба?

Кортес не понимал, почему Сантьяга хочет в первую очередь избавиться от полукровки, но спорить не стал: почему бы просто не сделать так, как просит старый друг? Наемник развернулся к Сухорукову и тут же вскрикнул от острой боли: маленький Hyp нашел в себе силы подползти и, обхватив ногу Кортеса могучими руками, вцепиться в нее зубами.

— Отпусти! — Рубить было невозможно, поэтому наемник просто погрузил катану в тело божественного лорда. — Отпусти же, черт!

Еще один удар, еще… Карлик вздрагивал, но не разжимал челюсти, все глубже и глубже впиваясь в ногу Кортеса.

— Убей Гле… ба!

Но истекающий кровью, сотрясающийся от судорог и безжалостного огня Hyp делал все, чтобы спасти Сухорукова. Наемник почувствовал, что теряет силы, и снова ударил карлика мечом. Бесполезно.

Озарявшее храм сияние исчезло вдруг. Пропало, но еще несколько минут потрясенные люди вглядывались в посвежевшие, наполненные необычным светом стены собора. И ни у кого не повернулся бы язык назвать его оскверненным.

Даниил опустил руки, улыбнулся и обвел взглядом внутреннее убранство. С гладкого, словно вымытого пола исчезли следы крови и сатанинских знаков, пропали черные свечи, а алтарь и иконостас сияли прежней, истинной чистотой. Люди, сидевшие в углу, уже не дрожали и не плакали, в их сердцах не было страха и ненависти.

И ни одна тварь не оскверняла более храм своим присутствием.

— Все так, как должно быть, — тихо произнес митрополит.

Он сделал. Он.