Валерий Вотрин - Человек бредущий

Царский дворец, словно слепое бельмо, торчал на краю одной из площадей. Это было безобразное строение, нелепым слизнем растекшееся по чистому черному мрамору, и Каскету захотелось взять в руки лопату, хорошую гигантскую лопату, и соскрести этот гнойный нарост со сверкающего тела площади. Но вместо этого он вошел внутрь дворца.

Два раза его останавливали охранники, но оба раза он избавлялся от них посредством толчков и зуботычин. Потом ему это надоело, и он, продвигаясь по коридорам, стал орать:

— Дорогу! Дорогу наследнику!

И ему стали уступать.

Распахнув двери, он вошел в один из покоев, где пребывал в одиночестве царь Эртель, упитанный человек, страстно увлекавшийся собиранием кальянов. Сейчас он курил один из них, богато изукрашенный серебряной чеканкой. Когда в комнату вошел-влетел Каскет, Эртель поперхнулся дымом, и внутри него и его кальяна одинаково забулькало.

— Дядя Эртель! — возопил Каскет, кидаясь к царю.

— Любимый племянник мой Каскет! — поспешно и так же громко вскрикнул Эртель, бросая свой кальян, а вместо этого широко раскрывая свои объятья.

— Какими судьбами? — приветливо спросил Эртель, когда взаимные и крепкие объятья ослабели, и он смог высвободиться.

— Я решил навестить тебя, дядя, — сказал Каскет, незаметно оглядывая комнату в поисках вещиц поценнее. — Был так близко от города, что не мог не зайти, чтобы повидать тебя.

— Да, да, — рассеянно произнес Эртель, затягиваясь пахучим дымом. — Ты же мой любимый племянник.

Они обменялись настороженными взглядами. Повисла неприятная пауза.

— Я прикажу, чтобы тебе приготовили комнату, — сказал затем Эртель, следя за Каскетом.

— Спасибо, дядя, — смиренно ответил тот.

На этой нейтральной ноте они расстались. Всю ночь Каскет не спал, прислушиваясь к шагам бродящих по дворцу привидений и временами обращаясь взглядом к окну, за которым над мертвыми черными площадями Шамсурена висел желтоватый сгусток луны.

Завтрак его вполне удовлетворил: бифштекс был в меру прожарен и так же в меру было вина, — как раз, чтобы отряхнуть с себя пыль тревожных сновидений. После завтрака Каскет решил прогуляться по дворцу. Он прошел картинной галереей, полюбовался портретами умерших царей Шамсурена, вышел на террасу и с минуту смотрел на площадь и на виднеющееся вдалеке море — синюю полоску, пересеченную силуэтами невысоких городских башен. Вставало бурое солнце. Со стороны моря ветер доносил запах свежести — странный аромат в наполненном древней сухой пылью дворце.

Вдруг Каскету пришла в голову отличная мысль. Он вспомнил, что у Эртеля есть дочь, его двоюродная сестра, по имени Адальперг. В детстве он частенько дразнил ее, всячески переделывая ее звучное имя и доводя этим Адальперг до слез. Сейчас она, наверное, повзрослела и расцвела. Во всяком случае, на последнее Каскет надеялся. Не грех было бы навестить ее: до вечера далеко, так как именно вечером Каскет собирался попросить дядю помочь ему. Он резво направился к выходу, но в самых дверях столкнулся с девушкой. Она мигом очаровала его, и он также мигом понял, что это и есть его кузина Адальперг. От своего лоснящегося папаши она не унаследовала ни единой черточки, даже цвет ее волос — каштановый с чуть рыжеватым отливом, — совсем не походил на цвет редких прядей, свисающих с черепа Эртеля и называемых им волосами. Она была одета во что-то белое, и это удивительно шло к ее стройной фигуре и тонкому лицу с большими, темными, приподнятыми к вискам глазами.

Каскет галантно поклонился.

— Я узнала, что ты здесь, — сказала она, отбрасывая всяческие церемонии, — и сразу направилась сюда. Ты очень изменился, Каскет.

— А ты — нисколько, — отвечал Каскет. — Я сразу узнал тебя. Я думал о тебе.

— Ты был у отца? — спросила она. — Ах да, я же видела тебя. Он все такой же, правда?

— Какой? — осторожно спросил Каскет.

— Добрый, — воскликнула она. — Ты разве так не считаешь? Ты ведь любил его.

— Д-да, — промямлил Каскет. — Я и сейчас… некоторым образом… — Вот видишь, — продолжала она не слушая. — Но ты ведь не знаешь дворца. Пойдем, я покажу его тебе.

И она, взяв его за руку, как в детстве, повела за собой. Каскету она нравилась все больше и больше.

— У тебя есть жених? — спросил он как бы между прочим.

— Есть. Но он далеко, в какой-то стране с длинным-предлинным названием.

— А-а.

Они пришли в небольшую уютную залу, всю заставленную старинными вазами в рост человека, и долго разговаривали здесь, вспоминая детство. Вечером Каскет зашел к дяде. Эртель курил кальян, но на этот раз вид его нельзя было назвать мечтательным.