Роберт Асприн - Тень колдуна

Пока Аркала изучал их, он рассматривал Аркалу. Как ни странно, Верховный Маг Фираки был на этот раз очень просто одет. Длинная белая туника поверх белых штанов, заправленных в короткие мягкие сапожки. Единственным украшением служил медальон на цепочке. Впрочем, это не было украшением; стилизованная золотая эмблема извещала, что перед Гансом Глава Магистрата и, стало быть, вопреки уверениям владельца, первый гражданин города, если не правитель.

Ганс уже решил не водить мага к тому дереву, где он спрятал остальную добычу из подземелья, а также не упоминать о том, что ему известно о четверых медитонезских наемниках... и Малисандисе.

Аркала качнул рукой вверх-вниз, словно взвешивал безделушки. Когда он поднял голову, его взгляд был очень мягким.

— Это подарок?

— Боюсь, что нет, — сказал Ганс, но на лице его не проступила та улыбка, которая слышалась в голосе и словах. — Я прошу тебя сказать, что они из себя представляют. Что они могут делать.

— Стало быть, ты знаешь, что они волшебные. Ганс кивнул.

— Кое-что об этих кольцах я знаю, — сказал ему Аркала. Он задумчиво рассматривал два блестящих кольца на ладони. — Вот это — очень древнее, и я всегда подозревал, что оно у Корстика; его владелец почти ни в чем не будет знать отказа.

Ганс заморгал, увидев радужные перспективы.

— Правда? Здорово!

Аркала внимательно посмотрел на него.

— Для того, кто хочет неограниченной власти. Я ее не хочу, и не хочу, чтобы кто-то другой ее получил. Первым делом я попробую разрушить чары, уничтожить силу кольца. Если оно не поддается, я просто уничтожу его.

Он не спрашивал разрешения; он просто сообщал о том, что сделает. Если бы на месте Аркалы был кто-то другой, Ганс начал бы колебаться, возражать или того хуже.

— Какая расточительность… — тихим шепотом сказал Ганс, с сожалением глядя на кольцо и отгоняя неуместные мысли.

Аркала хмыкнул.

— А вот это, Ганс... эта вещица — древний ужас Ниси. Он дает владельцу власть над смертью.

— Ты имеешь в виду — оживлять мертвых или поддерживать жизнь в человеке, которого пронзили стволом дерева?

Воспоминания нахлынули мгновенно, воскреснув яркой картиной. Она была настолько отчетливой, настолько отвратительной, что стало ясно: ей не суждено когда-либо покинуть его память. Сук толщиной с бедро громко затрещал, перекрывая шум листьев под ветром. Взглянув вверх, Шедоуспан умудрился хрипло прокричать предостерегающее «эй!», а ветка между тем уже неслась на него, шурша листьями. Безобразно корчась, вместе с веткой падал и пронзенный ею Тьюварандис, насаженный на самое толстое копье, какое только можно вообразить. И все же этот человек непостижимым, чудовищным образом был жив. Его рана была ужасна. Еще ужаснее были глаза.

И потом, уже в особняке…

Корстик заставил Шедоуспана, безоружного пленника, подойти к столу. Он посмотрел на привязанную жертву и содрогнулся от смешанного чувства ужаса и ярости. Сжатый кулак мог свободно войти в окровавленную дыру, зиявшую в животе у несчастного. Дыра осталась после того самого сука, иллюзорного или настоящего, ибо на столе лежал Тьюварандис, оскопленный, изуродованный, распятый. И при всем при этом Тьюварандис продолжал дышать.

Ганс покрылся гусиной кожей и словно издалека услышал голос Аркалы:

— Совершенно верно. Ты видел его могущество. Я клянусь не использовать его, но... уничтожить его будет трудно. Разве что ты захочешь…

Ганс отступил на два шага.

— Нет, нет. Я не стану им пользоваться! Аркала очень серьезно посмотрел ему в глаза.

— Хорошо. — Маг вновь опустил взгляд на ладонь, на которой лежали кольца, и задумчиво пошевелил губами. — Ты нашел их в том подземелье под домом Корстика?

Ганс кивнул.

Аркала слегка склонил голову набок.

— Какой исключительной храбрости это потребовало!

— Да уж! Но меня заманили туда обманом. Маг в белых одеждах дружески улыбнулся ему:

— Хорошо сказано. Ты проявляешь похвальную честность, мой друг.

— Постараюсь, чтобы это не вошло в привычку, мой друг, которому так нравится моя женщина.

Ганс сам опешил, услышав собственные слова; он не собирался говорить с Аркалой о Мигнариал. Просто это вертелось у него в голове и сорвалось с губ, когда подвернулась возможность.

Улыбка Аркалы растаяла, но он не выглядел рассерженным, скорее смущенным.

— Разве, Ганс? Прости меня, но… Я знаю, какой путь вам обоим пришлось проделать вместе и что пережить. Отчасти из-за этого и... отчасти по... другим причинам между вами возникла напряженность. Разве она все еще твоя женщина? Разве ты все еще ее мужчина? Может, просто двое подросших детей покинули Санктуарий, пришли сюда и превратились в двух много переживших взрослых, которые, обретя зрелость, перестали сходить с ума друг по другу, как им казалось прежде?