Александр Шапочкин - Поле боя [СИ]

— Принял.

Я еще раз осмотрел дела рук своих. Кроваво, но что уж тут поделаешь… Скорее всего, будь наёмники готовы к моему появлению, у меня не получилось бы разделаться с ними так же легко. Да — по большому счёту они мне были не противники, слишком разный у нас с ними уровень силы. Эти люди были Есаулами, и всё же это — не мало.

Я был совершенно не уверен в том, что если бы не было эффекта внезапности, то всё бы прошло так же гладко. Всё-таки опыт — великая вещь, а у подобных людей, фактически посвятивших свою жизнь войне, всегда имелись кое-какие козыри в рукаве, например: сансарные татуировки связанные напрямую с чакрами, артефакты или преобразователи, и успей они их активировать, вполне возможно, тяжело бы пришлось уже мне. Тем более, что я давно уже понял, что вовсе не являюсь непобедимым суперменом. Сейчас, я просто задавил своих противников грубой силой и скоростью, можно сказать просто и незатейливо, в то время как тот же «Дрон» или «Конь», или Грем, да и многие другие вполне могут превратить меня в отбивную даже при таком, вроде бы подавляющем перевесе.

Повернувшись, я посмотрел на заложников. Андре, лежала на полу без сознания, а похожего на неё парня шумно рвало. Рыжий мужик, чьё лицо представляло из себя один большой лиловый синяк, а белая рубашка была перепачкана грязью и кровью, надсадно мычал, с ужасом косясь на меня и даже попытался отползти, когда я медленно двинулся в их сторону.

— …Я еще раз повторю! Я очень, очень признателен вам господа, за всё, что вы сделали для меня и для моей семьи! — говорил Жан-Клод Ле Жак, рыжеволосый мужчина, оказался родным отцом Андре, а точнее Андрианы, потому как настоящий владелец этого имени, осунувшийся и бледный женоподобный юноша, сидел рядом с ним. — Вы не представляете, что нас ждало. Проклятые «бонапартисты» добрались до нас и в этой стране. Они не отступятся, покуда где-то на этой несчастной планете всё ещё бьются горячие сердца истинных патриотов Королевства Карла Великого…

— А мне казалось, — холодно перебил мужчину «Дрон», он единственный из осназовцев участвовал в этом разговоре, в то время как его напарник контролировал задержанных наёмников, — что, принимая Российское подданство, вы, как и остальные представители вашего клана, клялись в верности Его Величеству и прилюдно, на Библии, отрекались от своей прошлой жизни. Так чей вы патриот, господин Ле Жак?

— Я… — мужчина скривился, то ли от боли в разбитом лице, несмотря на то, что ему вкололи лошадиную дозу полевого стимулятора, то ли поняв, что ляпнул лишнее. — Естественно, что я патриот этой страны…

— «Этой страны»? — совсем уж ледяным тоном переспросил осназовец.

— Я верен России и Его Величеству. Своими сомнениями вы оскорбляете меня, — возмущённо заверещал аристократ. — Но поймите, «бонопартистам» ведь не объяснишь, что мы не имеем более к Франции никакого отношения! Для их чугунных мозгов, великий род Ле Жаков навсегда останется врагами номер один и они не успокоятся, покуда нож гелиантины не отсечёт голову последнего Ле Жака от тела!

Говорил этот человек с трудом, однако много и охотно. Фактически он не умолкал с тех самых пор, как понял, что мы не собираемся его убивать и ему была оказана первая помощь. При чём, несмотря на то, что по рождению он был иностранец и русский не был для него родным, акцента в его речи практически не чувствовалось. Наоборот, он выговаривал слова чересчур правильно, как это бывает только у тех, кто учил чужой язык основательно, но в зрелом возрасте.

— Они будут выкручиваться, как только смогут, стараясь не выдать своих настоящих нанимателей, — презрительно добавил он, бросив быстрый взгляд в окно. — «Бонопартисты» умеют манипулировать людьми… возможно они даже обвинят в чём-то меня, но поверьте мне господа! Это будет грязная лож. А их намерения, что ж — вы можете сами судить об их решимости, ведь они даже сумели выкрасть моего сына из самого Императорского Колледжа. Они были готовы сломать беззащитному ребёнку жизнь, лишь бы утолить чувство мести своих нанимателей. Не убоялись даже того, что мой мальчик жених внучки легендарного генерала Лопатина…

Мужчина с нежностью погладил слипшиеся вихры сидящего рядом с ним молодого человека и тот, ободренный родительской лаской, даже как-то приободрился и расправил плечи. Эту откровенную чушь, сидящий по-другому сторону стола от меня рыжий урод, вставлял при каждом удобном случае, и я уже готов был взорваться, если бы не жмущаяся ко мне Андриана, которую откровенно трясло от каждого слова её родителя и которая побелевшими пальцами сжимала мою руку в перчатке словно утопающий спасительную соломинку.