Елена Прудникова - Мост через огненную реку

…Кто-то тронул его за плечо. Бейсингем поднял голову: неподалеку стояли несколько солдат и горожан, другие столпились чуть подальше. Над ним склонился настоятель, мокрая ряса облепила худощавое тело. Энтони почему-то некстати вспомнил пасквильную картинку об умерщвлении плоти изобилием: толстенные монахи за уставленным яствами столом. Похоже, этот и вправду соблюдал посты.

– Вам худо, генерал? – спросил монах.

– Я плачу! – выдохнул Энтони. – Могу себе позволить. Все кончилось.

Монах кивнул, как будто только теперь ему все стало ясно.

– Здесь хоть кто-нибудь, кроме меня, понимал, что мы были обречены? Когда я вел сюда солдат, я сказал им, что мы идем на смерть, но они, кажется, мне не поверили.

– Я бы тоже не поверил. Вы бы не ввязались в безнадежное дело. Если вы сюда пошли, значит, какие-то шансы были.

– Один из ста, может быть… Но хоть кто-нибудь, кроме меня, это понимал? Вы понимали, отец настоятель?

Монах кивнул.

– Понимал. Я тоже оценивал их, как один из ста. Девяносто девять за то, чтобы погибнуть, и один – что произойдет чудо. Когда вы появились, я понял, что чудо все же произошло, и стал оценивать их, как один из десяти. И снова ошибся, потому что остальные, не такие неверующие, как ваш покорный слуга, увидев вас, поверили в спасение. А даже малая вера творит великие чудеса.

– Например, ускоряет бег туч… – усмехнулся Бейсингем.

– Видите ли, чудеса ведь бывают разные. Сто пятьдесят лет назад святой Ульрих вышел и приказал огню остановиться, и ни одна головешка не перелетела проведенной им черты…

– Вы что, вправду в это верите? – удивленно взглянул на него Энтони.

– Конечно! – ответил настоятель. – Хорошим бы я был пастырем, если бы не верил… Но бывают чудеса и обыденные, например, вовремя начавшийся дождь. Или то, что милорду Бейсингему пришло в голову направиться именно сюда. Могло ведь и не прийти…

– Могло! – вздохнул Энтони. – Меня вообще могло за это время сто раз убить. Ладно, давайте к делу… Вы сможете нас хоть чем-нибудь накормить?

– Горячее будет через несколько часов, а пока можем дать хлеба и вина. Годится?

Энтони кивнул:

– Вполне. Час отдохнем, а потом двинемся обратно. Да, кстати… не очень-то рассчитывайте на помощь. Там, наверху, не до вас…

– На помощь мы не рассчитывать не можем, – все так же спокойно ответил настоятель, словно бы они сидели в креслах в гостиной. – Мы только ей, этой помощью, и живем, и пока что там, наверху, о нас заботились. А уж без земных властей из верхнего города как-нибудь управимся. Вам известно, милорд, что с древних времен монастыри были хранилищами запасов на случай бедствий? Или вы полагаете, что пожертвования мы на вино, устриц и блудниц употребляем? Не краснейте, милорд, сейчас многие так думают. Я вас попрошу еще об одном: прикажите вашим воинам назвать отцу Никодиму нашему свечнику, свои имена. Сколько этот монастырь стоит, столько здесь за них будут молиться. Как ваше имя, милорд?

Бейсингем представил себе небесные весы: на одной чаше – он, распутник и богохульник, а на другой – имя на церковной табличке, и зашелся смехом.

– Вы что же думаете… что меня… из-за вашего поминания… в рай пустят?

Он смеялся также нервно и неестественно, как за несколько минут до того плакал и не сразу заметил, что настоятеля-то рядом уже нет. Тот стоял чуть подальше, перед группой солдат.

– Воины, – спросил монах, – кто-нибудь знает церковное имя вашего командира?

– Энтони… милорд Энтони Бейсингем. Мы всех его имен не знаем, – ответил кто-то.

– Ну и ладно. Даже если у него церковное имя и другое, Господь разберет, о ком мы молимся.

Бейсингему стало неловко. В конце концов, он сам еще утром говорил солдатам о святынях, да и вообще, простой народ во все это верит. Он подошел к настоятелю.

– Святой отец… Простите… Мне сегодня здорово досталось, не обижайтесь… Мое церковное имя – Дамиан. Считаете нужным – молитесь, дело ваше…

И, жестом приказав солдатам следовать за собой, пошел в сторону монастырского двора, где монахи уже раздавали хлеб и вино.

…Однако силы свои Энтони переоценил – впрочем, как и силы солдат. Почти никто не ел, хлеб прятали за пазуху или не брали вовсе. От пожарища остро тянуло гарью, но Бейсингему еще с ночи чудилось, что над всем стоит запах горелого мяса. При одной мысли о еде сразу же замутило, и он, выпив лишь кружку легкого вина, тяжело опустился на груду камней в углу двора.

– Ваша светлость, – подошел к нему один из унтеров, – нас сегодня еще куда погонят?