Петр Верещагин - Адов Пламень

Летучие мыши были оснащены удобными, глубокими седлами, не хуже рыцарских турнирных. Переглянувшись, люди кивнули. Подсадив Ривке, Ивинге влез на своего… летуна, что ли – и нетопыри взмыли в воздух, лавируя между вихляющими потоками черноты и цветов, выбирая правильную дорогу им одним ведомым способом. Им, да еще тому, чьим приказам подчинялись – уж больно все это походило на традиционную сцену из легенды или даже сказки; а в таких вот местах отчаянно хочется верить в сказки, ведь у них всегда счастливый конец…

Летучие мыши описали быструю восходящую спираль вокруг кровавого озера, проскочили между лезвиями розовых ножниц, сложив крылья, нырнули в пасть исполинской коралловой змеи, которая оказалась очередным иллюзорным порождением сумасшествия Gehennah, и наконец – застыли у перевернутой семигранной пирамиды из призрачно-лилового кристалла вроде очень светлого аметиста. Мерно покачиваясь на острие, сооружение, однако, почему-то не казалось способным перевернуться в любой момент.

С тихим шипением в одной из лиловых граней возник узкий и высокий проем в виде вытянутого треугольника – Вильфрид с трудом мог бы протиснуться туда боком, хотя особенно массивным сложением не отличался.

«Входите,» – прибыла очередная просьба, но в ней не было нужды. Бледная от пережитого полета Ривке уже слезла со спины нетопыря и вошла в хрустальный проход. Рыцарь бросился за ней, меньше всего думая, как бы не поцарапать кристалл своими доспехами.

Несколько поворотов – и перед ними возникла закрытая дверь. Матовая панель из фиолетового стекла или металла, с резным барельефом в виде коронованной летучей мыши, которая сжимала в зубах что-то вроде пунцовой розы.

А перед дверью стоял Страж, при виде которого желудок Вильфрида словно обледенел. И дело было не во вспыхнувшей голубизной секире, и даже не в странном виде Стража – размалеванная звериная личина под вычурным рогатым шлемом, составные доспехи из черной кожи и пластин лакированного черного дерева, которые придавали ему облик чудовищного насекомого-демона, мертвенно-желтое сияние в прорезях личины… ЭТО рыцаря ни на миг не задержало бы.

Просто из-за плеча Стража торчала длинная, в черно-желтую полоску рукоять меча, увенчанная оскалом золотой головы дракона.

Пальцы Вильфрида сомкнулась на плече девушки и без особых церемоний передвинули ее назад, под прикрытие брони и щита. Хотя сакс и знал, что прикрытие это продержится ровным счетом один удар.

Страж молча потянул правую руку (именно руку, не когтистую конечность, как у обычных демонов!) к своему оружию, положив левую ладонь на перевязь, что поддерживала ножны.

– Нет!!! – воскликнула Ребекка.

Поздно.

Секира дуарга прочертила яркий голубой полукруг, косым взмахом снизу вонзившись в левый бок Стража, раскроив доспехи и дойдя до середины груди. Но в эту же долю мгновения ударила черно-золотая молния меча Стража, от плеча к бедру рассекая броню и тело рыцаря, как комок мягкого масла, завернутый в паутину…

– Проходите, проходите, не заставляйте старика принимать таких важных гостей на пороге, – преувеличенно засуетился облаченный в белую с золотом ризу и золоченую епископскую митру Лазарус, самолично открывая двери перед ошалевшей четверкой. – Посланцам надлежит оказывать все возможные почести…

Когда наконец «посланцы» были устроены в мягких, удобных креслах, в каких навряд ли сиживали и короли, и у каждого в руке оказался серебряный кубок со старым италийским вином, какого, опять же, вряд ли доводилось пробовать и королям (хозяин налил и себе, причем отпил первым, дабы дорогие гости ни в коем разе не заподозрили его в попытке отравить их), – после этого Лазарус наконец позволил себе перейти к сути вопроса.

– Для протокола, любезные господа, – проговорил он, – я не подчиняюсь Грауторму. Это чтобы не создавать… прецедентов.

Название северного оплота малефиков, конечно, было знакомо всем четверым, но остальное для них смысла не имело вовсе.

– Я полагаю, – медленно начал Робин, – без протокола мы вполне могли бы обойтись…

Хорст внезапно рассмеялся.

– Прецедент ни при чем, Лазарус. Важны реальные дела, а не звание, которым им присвоено.

От гвардейца никто не ожидал подобных высказываний, однако и у Алана, и у Робина хватило ума промолчать, словно так и надо. Марион почувствовала, как золотой ковчежец на ее груди чуть заметно дрожит, и хотя не поняла, что это обозначает, но также решила не встревать. Раз уж нельзя посовещаться – пусть все идет как идет. На всякий случай девушка подобрала ноги, делая это как можно незаметнее, дабы иметь возможность скатиться с кресла, рвануть из колчана бронебойную стрелу и пригвоздить к стенке этого типа в парадном епископском облачении. А после другие пускай подсчитывают, сколько в точности невинных жертв на его счету… ей хватит и одной – Вильхельма Ротта, что некогда стал ей вместо отца.