Петр Верещагин - Истинный герой

Кречет, привычно потеребив бороду, которой у него не было, произнес:

– Как насчет руин Иса?

– Нет. – Голос Королевы Моря стал жестче. – Об этом забудь. Ради спасения своей души – забудь. Там много лет как заправляют иные… более древние силы.

– Уговорила. А Ллогрис?

– На родину потянуло? Изволь. Подойдет тот разрушенный Хоровод Великанов?

– О, вполне. Установи меня вместо украденного камня, хорошо?

– Отлично, Кречет. Легендой дополнить?

– Спасибо, сам справлюсь. Способности думать твои заклинания у меня не отнимут.

– Мог бы и соврать, – скорчила гримаску Морра, откупоривая пузырек.

Друид не пытался задерживать дыхание – бесполезно. Сперва окаменели ноги, потом все тело, а через несколько минут он оказался запечатан внутри полупрозрачного кристалла цвета бледного аквамарина, вроде тех комаров в кусочках янтарной смолы с берегов моря Варгов, за северной Райной. Критически осмотрев сие произведение искусства, владычица фоморов другим заклинанием лишила кристалл прозрачности и придала ему вид базальтового столба-кромлеха с шестью неровными гранями.

– Вот так значительно лучше.

«Давай не будем спорить о вкусах…» – пробилась сквозь камень мысль упрямца-Кречета.

– Не будем, – согласилась Королева.

Друид привык спать волшебным сном и видеть сквозь него картины реального мира. Походило это, если подобное сравнение вообще уместно в данном случае, на слежение за облаками на небосводе, когда голова слегка опущена, а глаза сосредоточены на поверхности небольшого, чистого пруда. Возможно, бард мог бы сказать лучше, но Кречету, рожденному на севере Ллогрис, у рубежей Озерного края, лишь этот образ и приходил в голову.

Вяло текущая жизнь хрустальной глыбы, что держала его в плену, мешала видеть ясно и далеко. Мир, доступный чувствам друида, заканчивался на границе Хоровода Великанов. Возможно, это было не самое древнее из колец менгиров на землях Запада, зато самое известное из них. Число легенд, что окружали титаническое сооружение ушедшей эпохи, исчислялось тысячами. Несколько полезных свойств каменных кругов Кречет знал, но не раз думал – и другие соглашались с ним, – что подлинное предназначение этих построек останется неразгаданным навсегда. Слишком уж многое в Старом Мире было чуждым теперешним хозяевам земли, настолько чуждым, что они стерли тот, прежний мир до основания, заплатив своими и чужими жизнями за право жить в своем собственном.

Иногда старик чувствовал, как его дремлющего сознания касается иной разум, витающий где-то в запредельных сферах. Касание оставляло вязкий и скользкий отпечаток, если мысль может быть вязкой и скользкой; чертовски хотелось вымыться, с песком и мыльным корнем или хотя бы илом, но такой возможности Морра ему не оставила.

Однажды на вершину кромлеха неосторожно опустилась ворона. Черные перья и кожа тут же обратились в прах, птичьи косточки застучали по граням замаскированного кристалла, а то, что осталось от разума крылатой родственницы воинственной Морриган, передало все свои познания жаждущему новостей друиду. Многого Кречет не узнал, однако этот случай возвратил ему надежду.

А через некоторое время границы Хоровода Великанов пересек великий герой.

Ниал выглядел несколько постарше, у него прибавилось уверенности и нахальства – но также и знаний. Месяцы странствий по землям гэлов, что всегда были благосклонны к искателям приключений и крайне редко заставляли оных искателей скучать, принесли свои плоды. Выворачивать наизнанку сознание великого героя друид не стал – не столько потому, что не хотел, сколько из-за своей неспособности совершить это. Где-то Ниал сподобился отыскать защиту от волшебных фокусов такого рода.

И ведь не только защиту!

Из старых ножен, подвешенных на пояс справа, великий герой извлек средней длины меч с витой бронзовой рукоятью в виде человечка. Сужающееся посредине лезвие напоминало вытянутый ивовый лист, падающий на острие солнечный луч сам собою расщеплялся надвое.

– Ага, вот ты где… – пробормотал Ниал, сжимая левой рукой какой-то талисман. Кречет, разумеется, не мог его видеть, но ореол могущества – тонкого, лихого – чувствовал даже сквозь беспокойный сон.