Петр Верещагин - Истинный маг

Серые равнины не были темнотой, как не были и светом.

Искрящаяся свеча стала для Морры чем-то вроде маяка, только наоборот – не указывала направление к себе, а отпускала прочь, открывала дорогу от себя. В край живых. И провести в этом краю Морре предстояло столько, сколько будет гореть свеча. Ни мгновеньем больше.

Разве что… если отыщется истинно великий герой, который возьмет ее свечу, войдет в цитадель Среброрукого, нырнет в темноту и выйдет к свету по ту сторону, – если вдруг случится так, у госпожи Моргьен окажется очень и очень долгая жизнь. Это Королева Моря знала уже сейчас, толком не вернувшись в мир живых.

Но она пока не решила, стоит ли искать такого героя, и хочется ли ей жить так долго. Сейчас – да, сейчас жить хотелось, потому Морра и возвращалась из земель мертвых, а не шла на пир к Нуаду. Однако ее не привлекала вечная жизнь или достаточно полное приближение к таковой. Слишком многому бывшая владычица фоморов научилась у Пенорожденных.

Смерть вливалась в горло горько-соленым привкусом неудачи, промаха в последнем прижизненном волшебстве. Кречет пожалел, что некогда отверг тропу Лосося, случись иначе – теперь он мог бы позволить воде свершить необходимое, а потом высвободиться и уплыть на все четыре стороны…

Но в конце концов, он выбрал то, что выбрал. И значит, придется встать на дорогу мертвых.

«Да, Талиесин, ты предупреждал… и многие последовали доброму совету. Кто смог.»

Почему-то слова барда вспомнились именно сейчас, хотя проку от них не было никакого.

Что-что, а отдыхать Кречету особенно не приходилось. Да он и не хотел – отдыхать, полагая бездействие уделом мертвых, причем таких мертвых, которым уже точно нет дел до мира живых. Стать мертвецом мудрый друид был в принципе согласен, ибо переть против колеса жизни ничуть не полезнее, чем мочиться против зимнего урагана (и конечный результат у этих действий, по большому счету, не слишком различается). Рано или поздно, умирать придется всем.

Многие полагают, что время, место и способ перехода от жизни к смерти имеют большое значение, что достойная смерть способна чуть ли не искупить недостойную жизнь… многие полагают так и стремятся своей смертью подвести итоги, причем кое у кого это даже получается. К сожалению или к счастью, братство друидов и кудесников знало о таких вещах немного больше этих самых «многих»; в частности, знало оно, что те, кто пересек стену из старых камней и попал на Серые равнины общими для всех тропами, вести подсчеты и проверять какие-либо цифры уже не способны. Поэтому «итоги», «искупление» и прочие действия, связанные с несложной для посвященных символикой цифр и вычислений, важны только и исключительно для живых.

Посему Кречета не огорчила бестолковость нынешней смерти.

Разумеется, обличье котенка на нем не удержалось, тем более что тот был слишком мал и не проходил, как взрослые кошки, дарующего восемь дополнительных жизней пути Beatt-ochta. Кречет шел в обычном для себя воплощении пожилого, но покуда еще крепкого странника. Традиционную празднично-белую накидку, в какой уходили в край мертвых друиды, он накинуть не удосужился – при жизни Кречет тоже предпочитал не носить эту яркую тряпку и редко появлялся на пышных празднествах, где друид без подобной ритуальной одежды выглядел куда более странно, чем безоружный боец в сердце битвы. Для друида, облаченного по всей форме, вероятно, в стене отворилась бы специальная калитка, увитая плющом и отмеченная клубками омелы, но Кречет в калитках не нуждался и просто перелез на ту сторону: нетесаные камни были сложены далеко не по отвесу, а до верхнего края стены рослый человек мог дотянуться без большого труда. Эта стена никого не сторожила на Серых равнинах и никому не препятствовала проникнуть туда, она служила просто символом. Впрочем, как и калитка, и омела, и плющ.