Петр Верещагин - Оружие богини

Гур-Ашер понятия не имел, что за колдовство тут творится и почему на него оно не подействовало. Он просто сунул секиру за пояс, перехватывая из левой руки копье, и…

…и увидел Смерть.

Она шла навстречу, легкая как туман, ростом подобная горе, черные провалы глазниц в белом черепе бесстрастно смотрели на всех и каждого, и твердо обещали, что уйти не удастся никому, что обороны от кривого лезвия в деснице Ее – нет и быть не может…

Копье, такое надежное и совершенно бесполезное, Ашвен выронил; бронзовый наконечник звякнул о камень. Правая рука бессильно опустилась.

На обух секиры.

И наваждение сгинуло – перед ним снова была черно-белая колесница, уже всего-то в сотне шагов от воинов Артхи, которые разве что в обморок не падали. Кое-кто, впрочем, уже рухнул на колени. Люди Ашвена не бежали только потому, что от ужаса им и ноги отказали.

Ратха-тар бросил щит – очень уж он будет мешать сейчас. Извлек секиру и перебросил в свободную левую руку. Глубоко вдохнул, медленно выдохнул и ринулся навстречу черно-белой колеснице.

Удивился ли кто-то его самоубийственному рывку, Ашвен не видел. Не до того.

Сотня шагов по скользким от крови камням, правой рукой рвануть вожжи от себя, сбивая лошадям шаг…

Секира Ашеры не промахнулась.

Вынуть вожжи из мертвой уже руки и развернуть легкую колесницу было делом недолгим.

Время застыло.

Потом придушенно всхлипнул рог и доблестные воители Солнечной Хаттуши показали Гур-Ашеру, что бегать они тоже умеют, да еще как!

Ашвен провел ладонью по бороде и остановил колесницу. Затем водрузил на нее убитых; стоймя, привязав возницу к передку, а его напарника – к правому бортику, за стопорный рычаг. Пришлось пожертвовать собственным поясом и кинжалом, не искать же сейчас веревку и более простой способ ее закрепить… Вожжи Гур-Ашер вложил в руку мертвого возницы и, направив морды лошадей в спину удаляющимся хатти, слегка подхлестнул их.

Черно-белая колесница отправилась в последний путь.

А Гур-Ашера ждало его войско, очнувшееся от чар, и – путь на родину. Теперь уже точно на родину. Теперь уже точно никто им не помешает, и все, кто не умрет от сегодняшних ран, выживут и получат свою долю добычи. Потому что смертная схватка – завершена, день близится к исходу, и впереди лишь ночь и даруемый ею жизнетворный отдых… так или иначе.

– Я всегда знала, что в тебе это есть.

– Что – это?

– Это, – она согнутым пальцем постучала ему по лбу, – и это, – ладонь ее легла ему на середину груди, и хотя пальцы были прохладными, внутри сразу стало теплее.

– А еще – это, – он взглядом указал на секиру с лезвием-полумесяцем из черной бронзы. Оружие, отмытое от крови и заново наточенное, покоилось у ложа.

– «Это», – передразнила она, – сделали обычные люди. Они выплавили и выковали обычный металл и отточили его, они взяли обыкновенную деревяшку потверже и вырезали рукоять, а потом насадили на нее лезвие и укрепили клиньями. Для красоты добавили узор на обухе – обыкновенный орнамент, в каком бесполезно искать скрытый смысл. Хорошее оружие, но найдется и получше; приятный узор, строгий и простой, опять-таки, имеются красивее и более изысканные. Нет, это – в тебе и только в тебе.

– Ты права. Во мне. И все-таки – именно это, – он снова взглянул на молчаливую секиру.

– Но…

– Ты права, дело во мне, убивает не оружие и не кузнец-оружейник. Убивает воин, в чьих руках оружие. Я. Гур-Ашер, Секира Ашеры. Вот это и есть во мне. Это и есть – я. Поэтому и…

– Что – поэтому? Ведь не секира твоя свалила… их. Ты это сделал и только ты.

– Именно так, это сделал я, а не моя секира. А я – Секира Ашеры, и значит, сделала это сама Ашера. Старый Белиашер первым об этом возопит, и остальные жрецы поддержат. Мол, ночь старше дня, а страсть сильнее смерти. Сам Артха-ван против их слова не пойдет, да и не надо оно ему.

– А тебе? Неужели ты так и хочешь всю жизнь…

– Такая жизнь по мне, – повел плечами Гур-Ашер.

– Но в тебе есть большее, то, о чем многие мечтают, то, за что многие пожертвовали бы богатствами, близкими и друзьями…

– Мне-то что? У меня и так есть все, чего я хочу. А понадобится больше, добуду.

Она закусила губу.

– Тогда нам недолго быть вместе… я не могу открыть для тебя то, чего ты сам не желаешь принимать.

– Мы вместе всегда, когда хотим этого. Чего еще желать?

Она вскочила.

– Думаешь, сказал два слова – и я навсегда привязана к тебе?

Он приподнялся на локте, серебристый отблеск луны отражался в его глазах.