Петр Верещагин: Враги до гроба

Он здесь. Он затаился. Он ждет.

Враг.

Он ждет. Думает застать меня врасплох. Думает выскочить из засады, победить внезапностью. Не на того напал.

Я проучу его, проучу! он у меня землю жрать будет, когда...

– Ага, Гусь! приперся, значит.

– А, Прыщ – не скуксился, да? Щас помогу...

Я-то уже привык, что Гусем кличут. Хайнц и Hans, любой поймет. А вот он до сих пор зубами скрипит, когда гордое Варг, по-ихнему, Волк, превращается в Swarg – по-нашему, Прыщ.

Еще несколько слов. Голову затуманивает уже у меня. Ну, наглая твоя венедская рожа, щас получишь!

Ремень вновь больно врезается пониже спины. Ровно двадцать ударов. Тут живо научишься считать.

– Одевайся, – бросает отец.

Молча натягиваю штаны, готовлюсь выслушать нотацию. Плевать – перетерплю. Не маленький, чай, двенадцать осенью сравняется.

– А теперь скажи, какой болван учил тебя драться.

Челюсть моя звонко хлопает, ударившись о плотно утоптанный земляной пол.

Через две недели я вновь сталкиваюсь с Прыщом. Следы моих кулаков с его рожи успели сойти. Ладно, думаю, щас обеспечу новые. Не зря ж папа несколько штучек объяснил.

Сталкиваемся ненадолго, но успеваем назначить время и место – в полночь, на выгоне у реки. Сплю я на сеновале, ускользнуть – пара пустяков.

Луна светит ярко. Хорошо. Пусть небеса видят, как я надеру задницу этому венедскому отродью!

– Что, Гусь, все воображаешь?

Не отвечая, нацеливаю удар в челюсть, а ногой пытаюсь подцепить его ногу. Уходит. Цепляет меня. Промахивается... В конце концов, снова катаемся по траве, все в росе, бока ноют от синяков.

– Думал... одолею сразу... – сообщает Прыщ, раз за разом бодая меня в лицо. – Папка... пару приемов показал...

– Мне тоже... – говорю я, награждая его тычком в брюхо, – я все равно тебя... сделаю...

Наконец, обессилев, расходимся. «Ничья», говорят в таких случаях. Но ничьей не будет, тут не состязание на ярмарке. Враги – это до гроба.

Прыщ и его семья пришли на хутор года полтора назад. Откуда-то из-за Лабы. Венеды вечно с кем-то что-то поделить не могут, говорит иногда староста Брадор, вот и этим досталось. Скарба сберегли только что с собой на волокуше, и то всех богов благодарить надо, что целыми ушли. Брадору что, ну поднялась на восточной окраине еще одна хижина. Не в убыток, поди: Рорк хоть и одноглазый, и седых волос нажил больше, чем черных, а работать умеет, и жена Мета не уступает ему. Дочь старшую, Анну, почти сразу в жены взял Ротвальд-охотник, вторая тоже вскорости должна была выйти замуж, уже все сговорено. Всех их я знал, люди как люди, не хуже других. Только что венеды – так не всем же Боги даровали право зваться саксами! Вот только младший сын их, Варг-Сварг, Прыщ... у, гад, ну и доставал же он меня! с первых дней, почитай!

Когда-нибудь рассчитаюсь я с ним. Завтра, например. Нет, послезавтра – завтра моя очередь за коровами присматривать...

Железная шапка холодит виски сквозь протертую кожаную прокладку. Самодельный деревянный щит оттягивает ремень. Резная рукоять боевого тесака-сакса только и ждет прикосновения ладони.

Мы – резерв. Если нас бросят в бой, плохи дела.

Хотя они и так паршивые. Больше четверти танов Брабанта со своими отрядами перешли к Магнусу. Немалую часть своей армии король Единого Альмейна разделил на гарнизоны по Брабанту, Рейну и Вестфалии, там котел долго еще бурлить будет, – однако с предателями у него довольно народу, чтобы раздавить защитников Фризии... Наши таны не только дружины подняли, они бросили клич в народ и выдали оружие всем, кто способен его носить. Со времен легендарного Орма такого не бывало.

Крепче сжимаю копейное древко. Ясень-Игг, древо Вотана, не подведи! Вольный Фрис, внук Сакси, не оставь своего потомка!

Все. Двинулись. Прикрывать опрокинутое риттерами Магнуса левое крыло. Направо стараюсь не смотреть – в третьем ряду от меня, под таким же помятым железным колпаком, скалится рожа Варга-Прыща.

Еще раз услышу сказание о великих битвах – зубами разорву любителя трепать языком! Ни хрена они не знают, сказочники... когда в башке трещит, руки отсыхают, глаза сами выхватывают мелкие детали и не видят всего в целом, и хорошо, что не видят, когда даже о том, как бы уцелеть, некогда думать, когда собственного стона не слышно из-за лязга клинков, когда неважно, сколько стрел сидит в боку, потому что главное сейчас – дотянуться топором, выхваченным из рук мертвого риттера, до его живого соратника...