Хоуп Миррлиз - Луд-Туманный

Хейзел тихо передала ему послание, которое Душитель повторил на пальцах для Шлендры Бесс. Он настоял на том, чтобы сопровождать их к мастеру Амброзию: сказал, что подождет на улице, а затем проводит домой.

Мастер Амброзий заставил женщин повторить слова послания несколько раз, а потом долго и подробно расспрашивал о гонце.

Он несколько раз прошелся взад-вперед по комнате, бормоча про себя: «Иллюзия! Иллюзия!»

Внезапно, обернувшись к Хейзел, он резко спросил:

– Какие у вас, собственно, основания верить в то, что этот парень действительно пришел от мастера Натаниэля?

– Никаких, сэр, – ответила Хейзел. – Но нам ничего не оставалось делать, как вести себя так, будто он действительно от него.

– Понимаю, понимаю. Ты тоже оседлала ветер – так он сказал, да? Клянусь Урожаем Душ, в странные времена мы живем.

А затем он погрузился в мрачные раздумья, явно забыв об их присутствии; поэтому женщины сочли за лучшее тихонько уйти восвояси.

С того вечера чернь Луда-Туманного перестала доставлять властям какие бы то ни было хлопоты.

Когда конницу, расположившуюся на границе, отозвали в Луд, и стражники рассказали о том, что видели мастера Натаниэля, едущего в одиночестве к Эльфским Пределам, госпоже Златораде начали выражать соболезнование как вдове. Она стала вести совершенно уединенный образ жизни и отказывалась принимать даже старых друзей, хотя все они сожалели о своих несправедливых подозрениях по поводу мастера Натаниэля, были полны раскаяния и стремились доказать это, оказывая услуги его жене.

Иногда она делала исключение для мастера Амброзия; но истинной поддержкой и опорой стала для нее старая Конопелька. Ничто не могло поколебать уверенность старухи, что с Шантиклером все обстоит благополучно. А истинный якорь – это не надежда, а вера, даже если это чужая вера. Поэтому веселая уютная комнатка под крышей, в которой мастер Натаниэль играл, когда был маленьким мальчиком, стала для госпожи Златорады единственным пристанищем, где она проводила большую часть дня.

Хотя Конопелька никогда не забывала, что госпожа Златорада была всего-навсего Виджил, однако по-своему очень к ней привязалась. В самом деле, она почти простила ей то, что госпожа Златорада пролила чашку шоколада на скатерть, когда вскоре после помолвки приехала навестить – родителей мастера Натаниэля – почти, но не совсем, ибо для Конопельки белье Шантиклеров было священно.

Однажды ночью в начале декабря, когда первый снег укрыл землю, госпожа Златорада, почти утратившая способность спать, без сна ворочалась в постели. Ее спальня выходила одним окном в переулок. Вдруг ей показалось, что она слышит тихий стук в парадную дверь. Она села и прислушалась – вот опять. Да, кто-то стучал в дверь.

Она выскочила из постели, накинула халат и с бешено бьющимся сердцем бросилась вниз по лестнице.

Трясущимися руками она открыла засовы и распахнула дверь настежь. Маленькая хрупкая фигурка ежилась у порога.

– Черносливка! – воскликнула госпожа Златорада. Девочка бросилась в объятия матери.

Несколько минут они стояли, рыдая и обнимаясь, слишком глубоко взволнованные, чтобы задавать какие-либо вопросы и объяснять что-либо.

Но их прервал ворчливый голос с верхней площадки лестницы:

– Госпожа Златорада, мне стыдно за вас, в вашем возрасте у вас хватает ума стоять с ней в дверях, когда она, наверное, замерзла до полусмерти, бедное дитя. Сию же минуту отправляйтесь к себе в комнату, мисс Черносливка, и без глупостей! Я разожгу огонь и принесу грелку в постель.

Это была Конопелька. Она стояла со свечой в руке, сердито хмурясь из-под оборок огромного ночного чепца. Смеясь и плача одновременно, Черносливка бросилась к ней и обняла за шею.

Несколько секунд Конопелька позволяла, чтобы ее обнимали, а потом, не переставая сердито ворчать, отправила девочку в спальню. А когда Черносливка наконец улеглась в согретую постель, Конопелька с неумолимым выражением лица вошла в комнату, неся чашку какого-то горячего питья.

Это был чай из черной смородины, приготовлением которого Конопелька особенно славилась. И больше всего ее обижало, что госпоже Златораде и Черносливке этот чай не нравился, и даже при сильной простуде они отказывались его пить. Но истинные Шантиклеры, от старого мастера Джошуа до всех последующих поколений, его всегда любили.

– А теперь, мисс, вы должны это выпить до последней капли, – сурово сказала Конопелька.