Наталья Шнейдер - Жди меня

Она вдруг замерла, точно к чему-то прислушиваясь, а потом резко бросилась вперед, мимо меня, на улицу. Почти неслышные исчезающие шаги — и тишина.

Я сел прямо на пол — ноги не держали. Долго сидел так, тупо глядя перед собой. Значит, я все-таки не безумен, и Ида была. И безумная бабка ничего не придумала.

Лучше бы я и впрямь свихнулся.

Я натаскал воды из колодца, обмыл тело. Лицо у старухи было спокойное-спокойное, рядом с этим лицом разорванная шея смотрелась дико. Поймав себя на этой мысли, я рассмеялся — смерть всегда выглядит дико. Нашел для покойницы чистую одежду. Долго возился, отдирая доски пола, сколачивая из них домовину — в единственном сундуке оказались инструменты давно почившего мужа. Волоком дотащил гроб до погоста, вырыл могилу. Прочитал молитву над свежим холмиком — слова казались пустыми, никчемными. Если есть небеса — значит, Рина уже встретила там свою семью. Какой еще рай нужен?

Вернувшись в бабкин дом, шарахнул об угол бутыль с остатками самогона, и пошел в лес.

Я сидел дома на рассохшемся ложе и ждал. К вечеру набежали тучи — наверное, дождь будет — и когда сумерки угасли, не стало видно ни зги. Лишь смутные силуэты окон. Почему-то я был уверен, что Ида придет. И твердо знал, что мне она не сделает ничего — и от этого знания задуманное становилось совсем уж мерзким.

Я снова пропустил ее появление. Казалось, моргнул лишь на миг — и вспыхнул огоньком светец, затрепетали на сквозняке оконные занавески, а подо мной оказалась разобранная постель. Ида присела рядом, потянулась к моим губам. Я чуть отодвинулся. Странно, но не было ни страха, ни отвращения — после прошлой ночи внутри поселилась пустота. А еще была жалость — острая, невозможная жалость.

— Что-то случилось? — встревоженно спросила она, заглядывая мне в лицо.

Я покачал головой, через силу улыбнулся:

— Все хорошо — просто умаялся за день. Давай завтра, ладно?

Она кивнула, погладила меня по щеке. От этого такого знакомого жеста захотелось завыть.

— Тогда ложись. Спать пора. — Ида стянула платье.

Я разделся, устроился рядом. Она доверчиво ткнулась носом мне в плечо.

Ни страха, ни брезгливости. Только почему-то больно.

Долго прислушивался к ее мерному дыханию. Странно, про нежить говорили, что они не дышат — или это лишь ненужная память тела? Впрочем, какая мне разница — теперь?

Я осторожно пошевелился — она не отреагировала.

Заточенный осиновый кол вошел в плоть неожиданно легко — словно клинок из хорошей стали. Тело конвульсивно дернулось и замерло. Как просто.

Говорят, утром она рассыплется в пепел. Но я этого уже не увижу.

Я бережно коснулся ее лица:

— Подожди меня еще чуть-чуть, ладно? Я сейчас…

И поднял с пола нож.